Тихая война

Иной читатель иронически улыбнется и подумает: экая чепуха, кто и когда слышал о разведчике, который мучился бы угрызениями совести? Возможно, он прав. И все-таки сделать первый шаг оказалось для меня труднее, чем я предполагал.

Нет, не только привычка к дисциплине заставила меня преодолеть это препятствие. И даже не желание честно исполнить свой долг. Пожалуй, более всего мною руководили чувство патриотизма и любовь к родине. В данном случае я не боюсь красивых слов. Разум словно продиктовал мне: «По одну сторону стоят твои чувства, по другую — благо родины, выбирай!» И я сделал этот выбор. Ставка была слишком высока.

Преодолев, как ныне принято говорить, психологический барьер, я начал осмысливать техническую сторону дела. Почему Релли не побоялся оставить меня в своем доме одного? Может быть, его секреты охраняют какие-нибудь сверхнадежные технические чудеса?

Надо было принимать в расчет и то, что технические средства защиты бывают разные. Одни просто отпугивают или поднимают тревогу, другие только регистрируют постороннее вмешательство или любопытство, в данном случае — мое поведение в квартире при полном одиночестве.

Я начал с того, что обследовал большой кабинет, в котором стоял письменный стол. Приспособлений, способных фиксировать мое передвижение, я нигде не обнаружил. Затем с величайшей осторожностью я осмотрел ящики стола, сам стол, лампу, телефон, корзинку для бумаг. Тоже не нашел ничего, заслуживающего внимания. Встроенных в стену потайных сейфов не оказалось также.

Признаюсь, я ничего не понимал. Безрезультатность поисков меня огорчила и даже рассердила. (Лишь много месяцев спустя мне удалось разгадать эту загадку: у Релли для «работы» имелась другая квартира.)

Наиболее важным шагом с точки зрения как обеспечения собственной безопасности, так и укрепления моих позиций в Вене я считал визит в резиденцию руководства Австрийской народной партии. Мне удалось добиться приема у доктора Смекала, секретаря фракции правительственной партии в парламенте. Когда Смекал услышал, кто я такой, а потом прочитал дружеское письмо ко мне Ференца Надя, недавнего премьера соседней страны, который имел среди коллег тогда еще большой вес, он настолько проникся уважением ко мне, что тут же позвонил генеральному секретарю партии профессору Альфреду Малете, занимавшему тогда, если мне не изменяет память, и пост председателя парламента.

Меня проводили к нему. Господин Малета принял меня в свойственной искушенному политику манере: уважительно выслушав меня до конца и заверив в готовности оказать необходимую поддержку, он как бы между прочим заметил, что, поскольку в Австрии у власти стоит коалиционное многопартийное правительство, а министр внутренних дел, который ведает делами эмигрантов, является членом не их, а социалистической партии, реальные возможности влияния народной партии в этой области довольно ограниченны.

Как бы там ни было, он тут же отдал меня на попечение двум своим депутатам, тихому и приветливому Эрнсту Гуту, лесопромышленнику из Пинкафельда, и Францу Штроблю, депутату от города Эйзенштадт, исполнявшему к тому же обязанности попечителя владений Эстерхази в Бургенланде.

Вскоре с помощью его величества случая я завязал еще одно знакомство, сыгравшее весьма существенную роль в последующих событиях.

Однажды утром мне вручили конверт с письмом Карла Герцога, руководителя венгерского отдела социалистической партии Австрии. В письме Карл Герцог приглашал меня посетить его в служебной резиденции, помещавшейся в Нейбагассе.

Приглашение не только удивило меня, но и возродило кое-какие надежды. Это был первый случай, когда столь значительное лицо искало контакта со мной по собственной инициативе.

Зачем я мог понадобиться социалистам? Пришлось срочно связаться с Будапештом по каналу экстренной связи. Вскоре я располагал всей необходимой информацией для этой нежданной встречи.

В скромно обставленном кабинете, выходящем окнами во двор, навстречу мне поднялся худощавый старичок с хитроватым и умным взглядом чуть прищуренных глаз:

— Карл Герцог.

— Миклош Сабо.

— А я уже многое о вас слышал! — Так он начал свой разговор.

— В самом деле?! — с деланным удивлением воскликнул я, предпочитая утаить, что знаю о нем все.

Как выяснилось, я знал о нем не все. Хозяин кабинета, пригласивший меня для конфиденциальной встречи, был известной политической фигурой среди социал-демократов Европы еще после первой мировой войны. Австрийский Лев Пауль — такое прозвище он получил на поприще политических битв того времени. Эмигрировав из оккупированной Гитлером Австрии, он завоевал себе авторитет и имя как социал-демократический деятель, а вернувшись на родину, вошел в близкое окружение Питтермана, будущего канцлера. По-венгерски Герцог говорил без акцента, так как долго жил в Будапеште.