Тихая война

От возвращавшихся из Зальцбурга и Берхтесгадена молодых людей я в подробностях относительно легко узнавал о том, что произошло с ними. Сами они по молодости считали все это лишь обычными приключениями.

Через некоторое время можно было сделать вывод, что враги нашей страны поставили перед собой три цели, а именно — собрать как можно больше достоверных сведений о вооруженных силах, военном производстве и военном потенциале Венгрии; заслать в Венгерскую Народную Республику большое количество своих агентов; подготовить из числа эмигрантов диверсантов, способных выполнить любое задание.

Разумеется, одновременно с ростом числа моих знакомых возрастало и количество вопросов, на которые я должен был отвечать. А в Будапеште хотели знать как можно больше всяких подробностей.

Самым главным моим противником являлся Аурель Абрани — Релли, которого я долго не мог раскусить. Попытаюсь объяснить это.

Релли принял меня как своего лучшего друга. Позднее он не только регулярно приглашал меня к себе, но иногда даже предоставлял в мое распоряжение свою квартиру, чтобы я имел возможность спокойно поработать. Трудно было поверить в то, чтобы прекрасно подготовленный американцами агент полностью доверял мне. За этим доверием ко мне, которое никак не вязалось со здравой логикой, мне следовало искать какую-то хитрую ловушку. Со стороны же наши отношения можно было принять за хорошую дружбу.

Однажды я распределял продукты в лагере среди венгерских беженцев. Человек, предоставивший эти продукты, высказал пожелание, чтобы я лично осуществлял контроль за их распределением. Когда я закончил эту работу, часы показывали уже почти полночь. Тогда я еще жил в пансионе для одиноких мужчин на окраине Вены. Общественный транспорт уже закончил работу, а такси в городе еще не было. Мне ничего не оставалось, как пуститься пешком в путь за несколько километров.

В ту зиму в Вене стояли пятнадцати — двадцатиградусные морозы, а последствия моего декабрьского купания при переходе границы все еще сказывались на моем здоровье. Однажды у меня подскочила температура. Меня забрали в больницу, подозревая воспаление почек. Единственным человеком, который навестил меня в больнице и настойчиво, почти силой заставил взять деньги на необходимые расходы, оказался Абрани. Более того, когда я после выздоровления зашел в административный отдел клиники, чтобы оплатить там счет за лечение, оказалось, что Релли заранее оплатил его.

Все это поставило меня в странное, я бы даже сказал, противоречивое положение. Сам по себе возникал вопрос: может ли быть таким сентиментальным профессиональный шпион? И может ли в моей душе появиться симпатия или какое-нибудь чувство, похожее на дружбу, по отношению к врагу?

Я бы покривил душой, если бы сказал, что разобраться в этом не составило для меня труда. Я очень много думал над этим, но, так и не найдя ответа на свои же вопросы, вышел на улицу, чтобы хоть немного развеяться. Я всегда имел обыкновение пешком прогуливаться по городу, бродя как по центру, так и по окраинам, знакомясь по дороге с тупиками, проходными дворами, переулками и закоулками, короче говоря, со всем тем, что в один трудный день помогло бы мне скрыться. Вот тогда-то мне и пришлось заглянуть в душу к себе самому.

В течение нескольких суток я как бы находился в кризисном состоянии, размышляя, не обыскать ли мне дом человека, который принял меня как друга, а затем оставил в нем одного.

Когда я после мучительных сомнений решил сделать это, меня словно по голове ударили и у меня возникло подозрение: а что, если предоставление мне такой свободы в его доме есть не что иное, как своеобразное испытание? А вдруг Релли все же не доверяет мне?

Почти сразу же всплыл и другой вопрос: а что сделает Аурель Абрани, когда узнает, что я — человек с другой стороны, из социалистической Венгрии?

Я был более чем уверен, что Абрани доложит об этом своим американским хозяевам. В этом отношении нельзя было рассчитывать ни на его дружбу, ни на снисхождение.

Как только я до этого додумался, мне сразу же стало легче. Решение пришло само собой: я и впредь должен рассматривать Релли как друга, но одновременно с этим видеть в нем умного и опасного противника.

В следующий раз, когда он снова оставил меня одного в доме, я решил еще раз внимательно осмотреть всю квартиру с целью найти в ней скрытые камеры, микрофоны и прочие технические средства подслушивания и подсматривания.

Я так и сделал, однако снова ничего не нашел. В растерянности я не знал, что и думать. Мои поиски снова ни к каким результатам не привели. Более того, на этот раз даже ящики письменного стола оказались незапертыми. Теперь у меня не оставалось сомнений в том, что мой друг со спокойной совестью может оставить в своей квартире любого человека, так как все свои секретные документы он хранит в другом месте.