«Тихие» американцы

Нет сомнения, надежды, которые возлагал Казачков на этот список, — плод его фантазии. Скорее всего, он лишь набивал себе цену в глазах ЦРУ, чтобы скорее добиться собственной цели. Но давайте представим, что список попал по назначению (к счастью, этого не случилось — не успел Казачков). Ничего не подозревающие и ни в чем не подозреваемые люди, достойные и заслуживающие доверия, вдруг оказались бы объектом внимания дипломатов и недипломатов из ЦРУ, объектом их провокаций. А ведь Казачков имел самое серьезное намерение вручить список Лофтину или, как утверждает он сам, переправить его за границу.

Битый час проторчал Казачков возле «Старой книги», но Лофтин так и не приехал. В полночь он все же не выдержал, выбежал к подъезду и послушно дежурил у входа. Лофтин не пришел. То же повторилось через неделю. И еще. И еще… Что же Лофтин? Неужели он в самом деле бросил своего подопечного на полпути в рай? Может быть, он охладел к Казачкову? Потерял интерес? А может, испугался его настырности? Все проще. Казачков нарушил инструкцию, которую ему дал Лофтин, ослушался, проявив излишнюю и непредусмотренную инициативу. В планы Лофтина отнюдь не входило принимать условия Казачкова, он предпочитал диктовать их сам. И делал это, надо сказать, отнюдь не по дипломатическому протоколу. Казачков же не давал себе труда пускаться в аналитические изыскания. Он просто нервничал. Нервничал и спешил. Но при этом продолжал заниматься своим делом: потихоньку шпионил и крупно мошенничал. А Лофтин? Он тоже занимался своим делом.

Через четыре дня после встречи с Казачковым у него дома, то есть 23 августа, Лофтин вновь выезжает в Хельсинки и пребывает там до конца месяца. Какие уж административно-финансовые вопросы американского консульства, находящегося в Ленинграде, решал он в Финляндии, — не нам судить. Известно лишь, что, вернувшись, он опять выдерживает Казачкова, чем, правда, повергает того в панику и вынуждает нарушить инструкцию Лофтина (непредусмотренная встреча в подъезде). Но как бы то ни было, Лофтин проводит и третью встречу, а спустя непродолжительное время — и четвертую. Она стоит того, чтобы рассказать о ней особо.

В Ленинград пришла осень. И в один из ее истинно црекрасных дней, все так же во время юб'еда вице-консула, Михаил Казачков вновь вошел в знакомый подъезд. Хлопнула дверь. Но это был не вице-консул. Казачков ждал. Наконец появился Дэн. Высокий, спортивного склада, он легко спускался по лестнице и, судя по всему, пребывал в отличном настроении.

Вначале они шептались на лестничной площадке. Потом, когда внизу зашаркали шаги, Лофтин отомкнул квартиру и втолкнул Казачкова в тамбур между первой и второй дверьми. И втиснулся туда сам. Там их собеседование продолжалось. Его основной смысл состоял в том, что Лофтин предлагал встречаться через посредника, сказав, что «не имеет права» на прямые контакты. Поинтересовался, нет ли у самого Казачкова таких людей.

Из показаний Михаила Казачкова:

— Я сказал Лофтину, что у меня есть знакомый бельгийский дипломат. Коновалофф. (Помните? Связной в коммерческих сделках. — Авт.) Оказалось, что Лофтин его знал. Он сказал, что связь через этого человека возможна.

Во время обыска квартиры Казачкова был найден журнал, в котором он вел учет своим финансовым операциям.

Был найден и список из 166 человек, помеченный условными значками. Казачков сказал, что это — предполагаемые клиенты для коммерческих сделок. Что составил он список, с одной стороны, для памяти и упорядочения дел, а с другой — чтобы познакомить с ним американского вице-консула. И в подтверждение бросил на стол сложенный вчетверо лист бумаги.

Рукой Лофтина (это не отрицал Казачков и подтвердила графическая экспертиза) по-английски было написано, что к нему, Лофтину, Казачков обращался с просьбой оказать помощь для оформления выезда за границу и что этим, собственно, объясняется встреча его, Лофтина, с Казачковым. Бумага была изрядно потерта на сгибах, поскольку Казачков таскал ее все время с собой. Оба рассчитывали, что бумага надежно прикроет, если вдруг возникнут какие-то недоразумения.

Объяснение Казачкова звучало, говоря мягко, неубедительно. Если вице-консул действительно хотел помочь Казачкову в этом, и только в этом, Лофтину логично было бы препоручить Казачкова тому, кто занимается этими вопросами по должности.

А потом появились на свет два номера журнала «Тайм», в которых были обнаружены искусно замаскированные под текст статей вклейки с именами людей из списка, составленного Казачковым. Отпечатано это было на портативной пишущей машинке марки «Смит-Корона» (установлено экспертизой), которая принадлежала Казачкову (признание самого Казачкова). Были изъяты при обыске также шифрограммы и кодовые таблицы, составленные Казачковым для… чего? В самом деле, для чего понадобилось ему изобретать сложную систему шифровки текстов, если в своих коммерческих упражнениях он порой действовал на грани открытой безрассудной наглости?

Когда Казачкову было предъявлено обвинение, он вдруг обратился к следователю: «У меня есть важное заявление».