Он точно раздался из вихря. Мы в недоумении переглянулись. Никому не послышалось.
Пока я соображала, как это объяснить, Лера с Соней обменялись понимающими взглядами и совершенно неожиданно с обеих сторон пульнули в меня снежками.
Это было нечестно и даже немного неприятно, потому что с близкого расстояния, однако я даже не успела возмутиться, как они накинулись на меня с обвинениями:
— Анька, вечно ты со своими шуточками!
— Глупо!
— Это честно не я, — попыталась я оправдаться.
Но девчонки и слушать не желали.
— Ага, так мы тебе и поверили!
Чтобы они уже заткнулись, я просто замолчала и пошла дальше по дороге. Всем ведь было ясно, что это не я крикнула. Из-за вероломного нападения подруг и последующих разборок мы даже не заметили, куда девались виновники бучи.
Мы почти дошли мимо тихих домов до конца деревни, когда я заметила первый признак жизни:
— Видели? У криксинского дома огонек в окне горит?
— Ага. Так мы и поверили, — хмыкнула Лерка и замолчала.
Потому что в доме действительно было освещено окно. Будто кто-то не то настольную лампу, не то свечку поставил на подоконник.
— А эти Криксины, они до вас были или при вас? — тихо уточнила Соня.
— Ну конечно до нас! Стал бы папа покупать участок с такими отморозками по соседству! Этот дом лет двадцать пустует, наверное, или больше.
— Не пустует, раз свет горит...
— Скажи еще, наркоманы там тусуют, — подколола я, но, сказав, сообразила, что шутка совсем не смешная.
Соня прищурилась и серьезно покачала головой:
— Нет, это вряд ли. Там все снегом завалено и следов нет. Это, наверное, просто отблеск.
— Какой еще отблеск, Сонь? От чего?
— Машина проехала, — не сдавалась подруга.
Мы эту ерунду даже комментировать не стали.
— Давайте поближе подойдем и проверим.
Лера, не дожидаясь нашего согласия, решительно двинулась к заброшенному дому. Мы с Соней переглянулись со страдальческими лицами, но бросать Валерию не стали. Она тоже нас не бросала, когда мы делали какие-нибудь глупости.
Снег под ногами громко хрустел. Что-то в этом хрусте было тревожное, словно дорога шептала: «Не надо! Не ходи!»
Так мне казалось.
Едва мы подошли к забору, ну, как к забору — там все в гигантских сугробах было, а мы с расчищенной дороги не сходили, — как огонек в окне зловещего дома мигнул и погас. Даже разглядеть толком не успели, что это было.
Мы глаз с него не спускали, так что ошибки никакой быть не могло. Не померещилось же сразу всем троим.
Но дом стоял заваленный снегом, темный, просевший, весь черный от копоти с того бока, где был пожар. Летом его полностью скрывала разросшаяся зелень. Кусты и деревья на участке, никем не стриженные, в некоторых местах настолько плотно обступали избу, что даже голыми ветвями закрывали обзор. Однако окно (все стекла были целыми), в котором мы видели свет, как нарочно, ничего не прикрывало. У меня опять возникло ощущение какого-то вселенского одиночества. Как можно постоянно сидеть дома без света, причем всей деревней? Обалдели совсем.
Анисимовна поджидала нас у нашей калитки, словно материализовавшись из ниоткуда.
После драки снежками мы разгорячились и даже немного расстегнулись, что соседская бабка не преминула заметить:
— А вы чой-то, жаркие, что ль?
— Да вот растопили печь нормально. Спасибо дяде Гене, — не смогла сдержать ехидства Лерка и даже руки в бока уперла. — Все нам показал, рассказал. К вам не заходил, кстати?
— Кто, Геннадий-то? — Анисимовна покачала головой, прижав сухонькие ладони к щекам. — Бедняга! Дык, как морозы-то грянули сильные, он, родимый, до дома-то не дошел…
— В смысле не дошел? — уточнила Соня, перестав вытаптывать валенками на снегу узоры.
— Накушался в гостях, бедолага, поскользнулся и упал, в лужу-то. Евойная Валька, кады пошла искать-то, и нашла, значится. В лужу-от вмерз, в пол-лица. И ужо посинел веся.
— Ужас. Хорошо, что его жена спасла, — вежливо, вставила я.
Мы с девчонками переглянулись и сразу вспомнили, как печник уже утопал и как эта Валя ругалась на дядю Максима.
Анисимовна странно посмотрела на меня каким-то диким взглядом и тут же отвела глаза:
— Деточка, дык не спасли жа. — Видя наши недоумевающие физиономии, старушка поспешила уточнить, вздыхая: — Помер наш Геннадий. Ужо и сорок дней прошло.
С уголка морщинистого рта, чуть проваленного из-за недостаточного количества зубов, свисала на подбородок длинная толстая нитка. Наверное, волос, судя по цвету. Капельки слюны на нем уже застыли на морозе.
Я почувствовала приступ тошноты. Надо было бы подсказать Анисимовне, чтобы убрала этот волос, но мне стало так невыносимо противно, что пришлось отвести взгляд. Как будто она волосы ела. Или что- то волосатое. Фу, отвратительно. Чужая неряшливость всегда отталкивающе выглядит.
Как девчонки этого волоса не замечают?
Так! Что она там сказала?
Мерзкий волос поглотил мое внимание, и я прозевала самое главное. А может, специально оградила себя от этого дурацкого бреда, от...
— Что вы сказали? — переспросила Соня.
Лера просто стояла и смотрела.