Тихие обители. Рассказы о святынях

Стоял светел месяц
перед красным солнышком —
Стоял князь молодой
перед родным батюшкой.
«Мой родной батюшка,
прости и благослови,
В путь дорожку отпусти,
хлебом-солью надели.
Ко суду Божью итти —
страшным-страшненько.
На крутой крылец итти —
скоры ножки ломятся,
У злата венца стоять —
сердце ужахнется».

Так напевала мне в богадельне старуха Мария Вторушина, вдова рыбака, что с пятнадцати лет ходила с дружиной на ловлю, умела править парусом и грести.

К. Лебедев. «Царь Иван Грозный просит игумена Корнилия благословить его в монахи». 1898

Напевала со слезами в бревенчатой нищей избе, в которой было светло от тающего на улице снега, напевала, вспоминая молодость, золотые слова городищенской свадьбы.

На лугу кони попущены,
Шелковыми путами попутаны,
Не едят кони зеленой травы,
Что не пьют кони холодной воды,
Они слышат путь-дороженьку.
По дороженьке не пыль пылит,
Во цистом поле не дым дымит,
Там не царь с царем соезжаются,
Соезжается Иван, соезжается Васильевич
Со своим веселым поездом,
Со своей белой лебедушкой,
С Катериною со Лаврентьевной.
Уплыли, уплыли серые гуси, на море уплыли,
Увезли, увезли нашу похвальную, увезли,
Увезли, увезли молодую без даров,
через десять городов.
Во Божью церковь свели, русу косу расплели,
На шесть прядок разняли, вкруг головки
убняли и своею назвали.
Помаленьку, бояре, с горы спущайтеся.
У нас горы крутые, у вас кони добрые,
Не поткнулся бы конь вороной,
Не свалился бы князь молодой.

* * *

– Тут, сынок, – сказал дед, – кругом были глухие леса, звероловцы ходили. Это потом к монастырю люди стали переселяться. Избенки монашеские были бревенчатые, луковые окна изнутри дощечками задвигались. Окон было мало, зато свет был дорог. Милый, – бедные были. Другой монах мешок летом носил на плечах. Все были трудники. И игумен косил и пахал. Церкви справляли – сами хломали топором. Вот как было! Ну, и скоро прославились. Издалеча начал народ приходить. А трудно было найти. Блуждали, спрашивали – где тут пещеры, монастырь называется. А кругом – чистый лес. Пни, дубы, лешие, яблони. Только на Пачковке жил бобылек. Мельница была у него, и припор воду держал. А этот ручей был пнями завален. Не монастырь, а овраг. Боже, Боже! До монастыря только в Тайлове жительство было.

– И вот, сынок, старики рассказывали, Царица Небесная бором тайловским шла, искала приюта. Шла Царица Небесная, хотела остановиться в Тайлове, да петуны стали петь. Не понравилось

Матери Божьей. Там было строение, петуны стали петь, а Ей слышно. Вот здесь, в Печерах, Ей уподобилось.

– Да, – помолчав, сказал он, – вот Матерь Божья в Тайлове хотела остановиться, на круче, да ушла дальше.

– А потом звероловцу на дубу Ее икона явилась. Охотник ходил. Нашел овраг в деревах, весь ветрами завален. Слышит, ангелы поют, видит, дерево-дуб, и на дубу ему икона открылась.

– И вот, матери-отцы говорили: молитесь Царице Небесной, не будет ни мора, ни глада. В Ильин день была холера. Помогла.

– Вот, детки мои, в военное время так Она спасала, так Она покрывала. Шла, заступница, и все за Ней с плачем. И-и, вой какой был.

– А во время боев наши старики в монастырских печерах спасались. Мужики отбивались, а у баб там печурки были нарыты. В монастыре столько народу набилось, – и стон, и крик, и от голода помирали, и от давки. Где икона, там проломанная стена, там много народу положено. На стене бились – топорами тогда мужики отрубались.

– А когда Корнилий ограду наносил, то народ нанимал и была обозначена цена – двадцать пять алтын. С Изборска возили плиту, а деньги были кучей нарыты здесь, где Спаситель в проходе… Вот какая бывала святость, – другой полу денег награбит, а выйдет за ворота, все двадцать пять алтын. Кто накладет камней много, а сам на худой лошаденке – все лошади легче. А другой накладет совсем мало, так лошади совсем тяжело – воротись назад и побольше возьми. Хороший мужик так по сенному возу возил. Вот преподобный Корнилий! Матерь Божья строила и преподобный Корнилий.

Печоры. Церковь Николы Ратного. Икона. Фото Ludushka

– Милый, без этой стены пропал бы народ. Выбили бы всех, полонили.