Тихие шаги в темноте

— Не могу с вами не согласиться! Не только догматы, но и вера, религия, которая оперирует этими вещами почти в совершенстве, представляют собой очень опасную машину. И если этот механизм не держать в узде, то он подожмёт под себя весь мир! — с запалом выкрикнул Женя.

Сати сделал паузу, выжидая, пока Евгений успокоится, и продолжил.

— Вы считаете, что у вас есть силы перевернуть мир?

— Да, — неуверенно сказал Женя после долгой паузы, — силы у меня есть. И я готов сражаться, ибо в чём, как не в этом есть смысл жизни. Душа требует, она рвётся, а раз она требует, значит так надо.

— И всё-таки, — молвил Сати, — мы опять возвращаемся к религии, как бы не старались от неё уйти. Догматы, верования, души в конце концов.

— А ну и пусть, что возвращаемся. Если уж на то пошло, то надо знать своего врага в лицо до того, как начался бой, а иначе бой обречён на провал. К тому же я не верю во всё это. А чтобы вы поверили в мои силы, я прямо сейчас заявляю, что отдаю свою душу тому, кто сможет наделить меня силой исполнить задуманное.

— Вы знаете, — хмуро сказал Сати, — выбор даётся каждому существу, не только человеку. Вы сделали свой выбор, я принимаю ваше предложение.

Глава 6 Der choice

— Бака! Бака! Бака! — как заклинание повторял человек за решёткой, схватив себя руками за голову и раскачиваясь. — Бака! Бака! Бака!

— А? — спросил Зорик, пробуждаясь.

Он лежал на жёстком матрасе, насквозь пропитанном клещами и прочей кусающей мелюзгой. Матрас лежал прямо на холодном каменном полу у стены под маленьким оконцем наружу. Стены были многократно закрашено извёсткой, которая отколупывалась, но её снова закрашивали, и от этого поверхность стен становилась с каждым разом всё бугристее. Ему было холодно — не было одеяла, чтобы укрыться от источающих холод камней; зуб на зуб не попадал от пронизывающего до костей холода. Слабый, но очень чувствительный ветерок шёл от дверных щелей, проходил по камере и вылетал в окно.

— I repeat. Guilty or innocence? — приглушённо раздалось из-за двери.

— Тикусёомоо! Бакаяроо!! Варэмэ!!! — чуть не до хрипоты заорал человек, сидящий за решёткой.

Тут было две отдельные камеры, вмещающие несколько человек, но лежак был всего один на камеру. Их, двух осуждённых, разделяла толстая решётка из позеленевшего от времени и сырости металла. Наверху на потолке величаво собиралась в большие нависающие капли осаждающаяся там вода, а потом с гулким бульканьем она отрывалась от камня и падала на пол. В зубодробительном холоде, который был здесь всё время, человек выживал с трудом, да и то недолго, но тут умудрялись жить жучки-паучки, и жили они хорошо.

Человек через решётку был жалок — видимо его ослабило время, которое он провёл здесь. Он был босой, в рваных серых штанах и двух толстых рубашек без пуговиц, которые он придерживал постоянно левой рукой, чтобы не выпускать от себя тепла. Он трясся при малейшем дуновении ледяного ветерка, при каждом лишнем шорохе, а то и так просто без причины. Кожа его была белая настолько, что просвечивала, и Зорик мог видеть все жилы и кости этого человека. Волос у него почти не было, только лишь на голове, да и те были жидкие и выпадали при случае.

Несмотря на то, что клетка подорвала его здоровье (он постоянно покашливал), она не сломила его дух. Он боролся — это было видно по глазам и действиям; он боролся сам с собой и с окружающей средой, оставив тело умирать.

— Ей, ты! — окликнул его Зорик.

— О, — залепетал человек, — ты проснулся. Не надо тебе здесь быть. Это ковай. Абунай! Ты уходи отсюда.

— А что это и как это сделать? — спросил Зорик, осматривая решётку.

— Как сделать? — человек широко улыбнулся, обнажая щербатый рот с чёрными зубами. — Умереть. Да, так многие пытались сделать. Это выход не только отсюда.

Зорик смотрел то на этого странного человека, то на решётку, их разделявшую. Что-то ему нравилось в этом видать давно потерявшем рассудок человеке, который дёргался и произносил нелепые фразы. Его движения и манера говорить не вызывали чувства опасения, а наоборот заставляли его уважать. Человек молчал, стоя всего в метре от Зорика; у него дёргалось веко.

Решётка была сделана из толстого металла, который сложно сломать, даже при таком количестве ржавчины. Тут неплохо бы иметь двухпудовую кувалду, да где её взять — в камере не было ничего, что можно было бы использовать, как молот. В камере не было ничего из того, что вообще можно использовать: матрас был настолько дряхлым, что развалился бы при первом же ударе, а всё остальное было намертво закреплено за стены или пол. Да и нужно ли было проделывать тайный лаз между двумя камерами, если обе выходят в один коридор?

— Они скоро придут. Они всегда приходят и забирают одного. Тебя тут ещё не было, — человек вдруг сел по-турецки на пол, сложил руки на груди и начал раскачиваться, — когда нас было много. Но они приходили и забирали одного. Всегда одного. Нас было много, но каждый был один. И так было всегда. Я последний в этой камере, скоро и меня заберут. А знаешь, почему?

— Почему? — спокойно спросил Зорик, решив подыграть ему.