Тихие сказки

Свет его вел, он это ясно чувствовал. Солнце посылает длинные лучи. Они все удлиняются и удлиняются. И смотреть надо не на само солнце, а по лучу — туда, куда смотрит оно. И он шел туда, куда вело солнце. И пришел в лес. Огромный. Не лес, а целая Вселенная. Он оказался вдруг в центре Вселенной. И тут по¬чувствовал, что никуда больше идти не надо. Нет, может быть, и надо, но не так, совсем не так, как раньше. Больше нельзя идти одному, а только вместе с Деревьями, небом и морем, просвечивавшим сквозь Деревья. Странное новое чувство охватило душу: будто его уже нет отдельно от этого огромного затихшего мира. Он, деревья, море и небо — одно. И тут он услышал флейту… А где же Флейтист?

Мелодия лилась и лилась, но Флейтиста не было видно.

— Знаешь ли ты теперь Божью волю? — спрашивала Флейта.

— А как же! — ответил мальчик — Она в том. чтобы слушать тебя. И… — мальчик запнулся, а потом прошептал чуть слышно — и повторить самому твою мелодию…

— А ты сумеешь повторить мою мелодию без единой неверной ноты? — спросил невидимый Флейтист. Флейта продолжала настойчиво спрашивать, а мальчик молчал.

— Почему ты молчишь? — спрашивала флейта.

— Потому что я еще не научился отвечать. Я ведь до сих пор только спрашивал.

— Если ты не ответишь мне, я замолчу!

— Нет, нет, только не это!

— Но тогда ответь мне. Я жду.

«Я жду! Я жду! Я жду,» — повторило троекратное эхо, и все замерло. Но сердце ясно слышало, что его ждут, и как ждут!

Какая тишина! В ней слышен рост деревьев, движение света, движение духа сквозь все, что живет. Движение Духа сквозь сердце. Наполнение, набухание сердца. Оно, как бутон, наполнилось Духом, раскрылось, как цветок, и… запело.

Оно повторило мелодию флейты без единой неверной ноты. И мальчик ясно почувствовал, что эта мелодия висит в пространстве, как земля и звезда, и держится на себе самой, и больше ни на чем. Не держится, а держит. Да, он, который вечно хотел держаться за кого-то или за что-то, больше ни за кого не держится, а вместе с невидимым Флейтистом сам держит мир. Как будто не¬видимый Флейтист звал его на помощь. И он, наконец, услышал и пришел.

— Так тебе нужна была моя помощь?… — спросил мальчик.

— Очень нужна! А ты сомневался в этом? Теперь ты сам уз¬наешь, как нужна нам помощь. Как нужно, чтобы тебя услышали так же, как ты — меня. Как нужно, чтобы еще кто-то услышал эту мелодию!.. Услышал и повторил без единой неверной ноты. Как ты, мой мальчик…

Но он уже был не мальчик. Он был взрослым человеком, который научился отвечать, а не спрашивать.

У самого моря, у самого Бога… (Князь Мышкин в сказке, которая и есть настоящая правда)

Облака ушли в кочевье
И во мхах текут ручьи…
Мы свободны. Мы — деревья.
Мы — не ваши. Мы — ничьи.

Он бродил по лесу и напевал это. Забредал в чашу, поднимал голову, запрокидывал лицо вверх. Смотрел, как качаются вершины. До чего хорошо! «Ну да — ничьи. И я — ничей. Никто меня не отбирает у этого всего. Никто, никто не встает месяцу мной и ЭТИМ. А разве я без ЭТОГО — я? Я без этого всего — отрезанный ломоть, палец без руки, рука без тела». Он тихо засмеялся и лег на траву. «Разве я — только я? А эти деревья, небо, облака — уже не я? Сами по себе? Никто? Ну так и я никто. Не важно, — кто. — Только бы одно с ними».

И ведь это все БЕЗЫМЯННОЕ. Жизнь — безымянна. Она просто ЕСТЬ. И она — бесконечна. Я — конечный. А жизнь бес-ко-неч-на. И ЭТО — БЕСКОНЕЧНОЕ — ВО МНЕ. И потому от меня не отделить ни одной звезды, ни одного листка и ни одной живой души. Все это — я. Я сам — никто, а вместе!.. А вместе мы — всё.

Но ведь люди живут отдельно. Каждый сам по себе. И все так боятся быть обиженными, оскорбленными, обделенными… Иметь все небо и быть обделенными? Разве это возможно? Разве можно видеть дерево и не быть счастливым?

Он вдруг вспомнил одну церковную службу, когда ему в храме было вот так же, как здесь в лесу. И тогда ему показалось, что вот сейчас все обнимутся и поймут, что они братья и сестры по… Бесконечности. Все, все — братья и сестры.

Тогда звучал орган.
Какой орган!
Вы никогда не слышали органа,
Иначе бы никто и никогда
Не оскорбил бы вас и не унизил
И не заставил бы дрожать от страха.
Ведь невозможно МОРЕ оскорбить.
Унизить НЕБО И доставить боль
Вершине горной.
То, что в нас болит,
То, что нас мучит,
То, что нас пугает,
— не мы.

Ну да, — не мы. Я же знаю, что я — не только я. А этот орган и есть моя душа. И не только моя. Вот если бы почувствовать это, тогда все — братья по БЕСКОНЕЧНОСТИ.

А пока этого нет, все сами по себе. Все они кто-то. А небо, а лес, а море — это для них — никто. Это то, без чего вполне можно обойтись.

Он вздрогнул.