Тихие воды

— Похоже, разговор с мистером Коппингом принес вам неожиданные результаты, — заметил я.

— И ни одной зацепки, — кивнул детектив, — если не считать еще нескольких фактов, которые можно трактовать против вашей дражайшей леди Гринберг.

— Вы все еще думаете, что это она убила барона?

Увидев мой скептический настрой, Эйзенхарт рассмеялся.

— Нет, хотя и не отрицаю такой вероятности. На самом деле, я бы сказал, что то, что рассказал нам мистер Коппинг, свидетельствует скорее в ее пользу. Во-первых, имя Мари. Коппингу было неизвестно о соглашении между леди Эвелин и бароном, но если оно существует, то я сомневаюсь, что барон Фрейбург стал бы называть ее ласковыми именами. Во-вторых, время свидания. Не зря же выражение сinq Ю sept [9] стало в нашем обществе нарицательным. Женщине круга леди Гринберг было бы гораздо удобнее назначить тайное свидание перед ужином, с пяти до семи, когда ей положено наносить визиты или прогуливаться по магазинам, и ее отсутствие пройдет незамеченным. В девять обычно назначают свидания те женщины, которые не будут против, если кавалер останется у них на ночь.

— Поэтому вы собираетесь искать таинственную Мари среди уволившихся служанок? — с сомнением поинтересовался я.

— Должен же я с чего-то начинать. Я не могу сросить каждую Марию в Гетценбурге, спала ли она с бароном и не с ней ли он собирался встретиться перед смертью.

— Знаете, что меня беспокоит? — спросил я спустя какое-то время. — Все следы до сих пор вели к женщинам: сначала к леди Гринберг, теперь к этой неизвестной Марии. Хотя женщина могла обезглавить барона, особенно если тот находился под действием наркотика, мне трудно представить, что бы она стала делать с ним дальше. Дотащить труп до реки, а тем более довезти — как бы она смогла это провернуть?

— Я знаю, — согласился со мной Эйзенхарт, — это выглядит пока не слишком правдоподобно. Но, возможно, ей не пришлось его никуда везти. Вы готовы продолжить нашу экскурсию на пленэре, доктор?

Эйзенхарт выступил на проезжую часть и замахал извозчику, чтобы тот остановился.

Глава 6

Реддингтон-парк располагался на границе старого города и района, находившего свое место в разговорах между людьми среднего класса и выше только как "тот берег". Берег трущоб и работных домов, бездомных и наркоманов, коптящих фабрик и мусорных свалок. И все это благолепие было отделено от остального Гетценбурга только рекой и узкой полосой болотистой почвы, названной в честь генерала Реддингтона. Городские власти сделали все, что могли, пытаясь облагородить парк и заставить жителей забыть, что скрывалось за ним. Но, глядя перед собой, я признавал, что их старания ни к чему не привели. Из-за особенностей почвы вымощенные тропинки местами просели, из фонарей — ради экономии электричества или по неизвестной мне другой причине — были выкручены лампы, а в воздухе висел дымовой туман от фабрик по другую сторону Таллы, чей запах смешивался с неповторимым гнилым ароматом старых листьев.

— Специфическая здесь обстановка, верно? — спросил Эйзенхарт, когда мы добрались до набережной-променады.

Я согласился и заметил, что в одном месте заросли камышей были поломаны, словно там вытаскивали из воды что-то тяжелое. Земля поблизости была испещрена следами ботинок.

— Это здесь нашли тело барона?

Эйзенхарт кивнул.

— За деревьями, вам его сейчас не видно, доктор, находится мост. В народе его давно прозвали Мостом утопленников. В центре города в воду не спрыгнешь — решетки, высокие ограды, да и полицейские патрули часто ходят. Здесь ничего этого нет. Поэтому и идут сюда, что с этого берега, что с того. Проигравшиеся в пух и прах картежники и нищие, не способные больше выносить тяготы жизни, страдающие из-за несчастной любви романтичные девушки и постаревшие проститутки, которых сводник выкинул из борделя, страдающие от сплина, невылеченных болезней или от наркомановой ломки… Все надеются, что обретут покой на дне реки, а вместо этого мы вылавливаем их в камышах, — Эйзенхарт закурил и предложил мне сигарету. — У Таллы темперамент коровы на выпасе, все вскоре к берегу пристают. Но мне не хотелось бы, чтобы вы обольщались, доктор, — он внимательно посмотрел на меня. — Как говорится, тихие воды глубоки и полны опасностей. И с тихими провинциальными городами так же.

— Не понимаю, о чем вы.

Я поежился, избегая встречаться взглядом с Эйзенхартом. Разумеется, я прекрасно понял его предупреждение. После долгих лет жизни в зоне военных действий, мне никак не удавалось воспринимать жизнь в Империи всерьез. Я видел города с фотографических открыток, выстроенные в ряд пряничные фасады домов, но не замечал их оборотной стороны, преступности и насилия. Это обескураживало и дезориентировало, но никакие до сих пор усилия с моей стороны не помогли мне поверить в то, что в пасторальном городке на краю Империи было не менее опасно, чем на войне, где судьбы обрывались каждую секунду.