Тихий американец

— Понятно. — Бессмысленно было сердиться на кого бы то ни было: виноват, очевидно, был я один. Фуонг показала письмо, желая похвастаться,

— поступок ее не был вызван недоверием.

— Ты знала об этом еще вчера ночью? — спросил я Фуонг.

— Да.

— Я заметил, что ты как-то притихла. — Я дотронулся до ее руки. — А ведь ты могла бушевать, как фурия. Но ты — Фуонг, ты не фурия.

— Мне надо было подумать, — сказала она, и я вспомнил, что, проснувшись ночью, я по ее дыханию понял, что она не спит. Я протянул к ней руку и спросил: «Le cauchemar?» note 41 Когда она появилась на улице Катина, ее мучили дурные сны, но прошлой ночью в ответ на мой вопрос она лишь покачала головой; Фуонг лежала ко мне спиной, и я придвинул к ней ногу, — первый шаг к сближению. Даже тогда я ничего не заметил.

— Объясните, пожалуйста, Томас, почему…

— По-моему, все ясно. Я хотел ее удержать.

— Чего бы это ей ни стоило?

— Конечно.

— Это не любовь.

— Может, не такая, как ваша, Пайл.

— Я хочу ее уберечь от всякого зла.

— А я нет. Ей не требуется ангел-хранитель. Я хочу, чтобы она была со мной. И днем и ночью.

— Против ее воли?

— Она не останется здесь против воли, Пайл.

— Она не может вас любить после того, что произошло. — Его понятия были очень незамысловаты. Я обернулся, чтобы поглядеть на Фуонг. Она вошла в спальню и одернула покрывало, на котором я лежал; потом сняла с полки одну из своих книжек с картинками и уселась с ней на кровать, словно наш разговор ее совсем не касался. Я издали видел, что это была за книга: рассказ о жизни английской королевы в иллюстрациях. Мне была видна вверх ногами парадная карета по дороге к Вестминстеру.

— Слово «любовь» употребляется только на Западе, — сказал я. — Мы пользуемся им из сентиментальных побуждений или для того, чтобы прикрыть наше мучительное влечение к одной женщине. Здешние люди не знают мучительных влечений. Вы будете страдать, Пайл, если вовремя этого не поймете.

— Я бы вас поколотил, если бы не ваша нога.

— Вы должны быть благодарны мне… и сестре Фуонг. Теперь вы сможете действовать без угрызений совести — а вы ведь очень совестливы кое в чем. Правда, только тогда, когда дело не касается пластмассы.

— Пластмассы?

— Дай бог вам понять, что вы здесь творите, Пайл. О да, я знаю, у вас благородные побуждения, они всегда такие благородные, ваши побуждения! — Он смотрел на меня недоверчиво, с подозрением. — Лучше бы у вас хоть изредка бывали дурные побуждения, тогда бы вы чуточку лучше разбирались в людях. То, что я говорю, относится не только к вам, но и к вашей стране, Пайл.

— Я хочу обеспечить Фуонг достойную жизнь. Тут — воняет.

— Мы заглушаем вонь благовонными палочками. А вы, небось, осчастливите ее мощным холодильником, собственной машиной, телевизором новейшей марки и…

— И детьми, — сказал он.

— Жизнерадостными молодыми американскими гражданами, готовыми дать показания в сенатской комиссии.

— А чем осчастливите ее вы? Вы ведь не собирались брать ее с собой.

— Нет, я не так жесток. Разве что мне будет по средствам купить ей обратный билет.

— Вы так и будете держать ее для своих удобств, покуда не уедете?

— Она ведь человек, Пайл. Она может сама решить свою судьбу.

— Исходя из ложных предпосылок, которые вы для нее состряпаете. К тому же она совсем дитя.

— Она не дитя. Она куда сильнее, чем будете вы когда бы то ни было. Бывает лак, на котором не остается царапин. Такова Фуонг. Она может пережить десяток таких, как мы. К ней придет старость, вот и все. Она будет страдать от родов, от голода и холода, от ревматизма, но никогда не будет мучиться, как мы, от праздных мыслей, от неутоленных желаний, — на ней не будет царапин, она подвержена только тлению, как и все. — Но когда я говорил, следя за тем, как она переворачивает страницу (семейный портрет с принцессой Анной), я уже понимал, что выдумываю ее характер не хуже Пайла. Кто может знать, что творится в чужой душе? А вдруг она так же напугана, как и все мы; у нее просто нет умения выразить свои чувства — вот и все. И я припомнил тот первый мучительный год, когда я так страстно пытался ее понять, молил ее рассказать мне, о чем она думает, и пугал ее моим бессмысленным гневом, когда она молчала. Даже мое желание было оружием; казалось, стоит погрузить шпагу в тело жертвы, и она потеряет самообладание, заговорит…

— Вы сказали все, что могли, — объяснил я Пайлу. — И знаете все, что вам положено знать. Теперь уходите.

— Фуонг, — позвал он ее.

— Мсье Пайл? — осведомилась она, на минуту перестав разглядывать Виндзорский замок, и ее церемонная вежливость была в эту минуту и смешной и обнадеживающей.

— Он вас обманул.

— Je ne comprends pas note 42.

— Уйдите вы, слышите? — сказал я. — Ступайте к вашей «третьей силе», к Йорку Гардингу и «Миссии Демократии». Проваливайте, забавляйтесь вашей пластмассой.

Позже мне пришлось убедиться, что он выполнил мои указания в точности.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1