Тихий американец

Пайл занимал квартиру в новой вилле, недалеко от улицы Дюрантон – одной из тех магистралей города, которые французы постоянно делили на части в память о своих генералах; таким образом улица де Голля, после троекратного деления, стала и улицей Леклерка, а та в свою очередь рано или поздно вдруг станет и улицей де Латтра. Сегодня должна была прилететь из Европы какая-то важная персона: вдоль всего пути к резиденции верховного комиссара через каждые двадцать шагов лицом к тротуару выстроились полицейские.

У дома Пайла, на дорожке, посыпанной гравием, стояло несколько мотоциклов. Вьетнамец-полицейский проверил мое удостоверение. Он не пустил Фуонг в дом, и я пошел разыскивать французского офицера. В ванной Виго мыл руки мылом Пайла и вытирал их полотенцем Пайла. На рукаве его костюма было жирное пятно, – машинное масло, вероятно, тоже было Пайла.

– Что нового? – спросил я.

– Машину его мы нашли в гараже. Бензина в ней нет. Вчера ночью он взял, по-видимому, велорикшу. Или чью-нибудь машину. А может, бензин вылили.

– Он мог пойти и пешком, – сказал я. – Разве вы не знаете американцев?

– Ведь ваша машина сгорела? – задумчиво продолжал Виго. – У вас есть новая?

– Нет.

– В общем, это неважно.

– Да.

– У вас есть какие-нибудь предположения? – спросил он.

– Сколько угодно.

– Расскажите.

– Видите ли, его могли убить вьетминцы. Они ведь убили в Сайгоне немало народу. Тело его было найдено возле моста в Дакоу, – это вьетминская территория, когда ваша полиция уходит оттуда на ночь. Он мог быть убит и агентами местной охранки, – такие случаи тоже известны. Может, им не нравилось, с кем он дружит. Может, его убили каодаисты за то, что он был знаком с генералом Тхе.

– А он был с ним знаком?

– Говорят. Может, его убил генерал Тхе за то, что он был знаком с каодаистами. Может, его убили приверженцы хоа-хао за то, что он заигрывал с генеральскими наложницами. Может, его убили просто с целью грабежа.

– Или просто из ревности, – сказал Виго.

– Или агенты французской охранки, – продолжал я, – которым не нравились его связи. А вы на самом деле хотите знать, кто его убил?

– Нет, – сказал Виго. – Я должен отчитаться, вот и все. Идет война, разве каждый год не убивают тысячи людей?

– Меня вы можете исключить из списка, – сказал я. – Я в этом деле не замешан. Не замешан, – повторил я, словно заповедь. – Меня оно не касается.

Если жизнь так устроена, пусть дерутся, пусть любят, пусть убивают, – меня это не касается. Моим собратьям по перу нравится называть себя корреспондентами, – слово, которое может означать «соответчик», – я же предпочитаю титул репортера. Я описываю то, что вижу, и ни в чем не принимаю участия. Даже своя точка зрения – это тоже своего рода соучастие.

– Что вы здесь делаете?

– Я пришел за вещами Фуонг. Ваши полицейские ее не пускают.

– Ладно, пойдемте вместе.

– Это очень любезно с вашей стороны, Виго.

Пайл занимал две комнаты, кухню и ванную. Мы прошли в спальню. Я знал, где Фуонг могла держать свою корзинку – под кроватью. Мы вытащили ее оттуда вдвоем с Виго; там лежали книжки с картинками. Я вынул из гардероба ее одежду: два праздничных платья и штаны. Казалось, им здесь не место и они пробыли тут совсем недолго, всего несколько часов, словно бабочка, которая ненароком залетела в комнату. В ящике я нашел ее маленькие треугольные трусики и коллекцию шарфов. Так мало вещей надо было уложить в корзинку, – куда меньше, чем берет с собой гость, уезжая за город на воскресенье.

В гостиной висела фотография ее с Пайлом. Они снялись в ботаническом саду, рядом с большим каменным драконом. Она держала собаку Пайла на поводке – черного чау с черной пастью. Собака была слишком черная. Я положил фотографию в корзинку.

– А что стало с собакой? – спросил я.

– Ее нет. Может, он взял ее с собой.

– Если она вернется, дайте на исследование землю с ее лап.

– Я не Лекок и даже не Мегрэ, а тут идет война.

Я подошел к книжной полке и стал разглядывать книги, стоявшие на ней в два ряда, – библиотеку Пайла. «Наступление красного Китая», «Угроза демократии», «Миссия Запада», – тут, по-видимому, было полное собрание сочинений Йорка Гардинга, а также множество отчетов конгресса, вьетнамский разговорник, история войны на Филиппинах, томик Шекспира. А что он читал для развлечения? Я нашел более легкую литературу на другой полке; карманное издание Томаса Вульфа, странную мистическую антологию под названием «Триумф жизни» и американский чтец-декламатор. Был там и сборник шахматных задач. Все эти книги вряд ли могли украсить жизнь после рабочего дня, но, в конце концов, для этого у него была Фуонг. В глубине полки, засунутая за антологию, лежала книжка без переплета – «Физиология брака». Видно, и половую жизнь он изучал так же, как изучал Восток: по книгам. И паролем к этой жизни было слово «брак». Пайл считал, что человек непременно должен быть с кем-то неразрывно связан.

Письменный стол его был совершенно пуст. Я сказал:

– Ну и здорово же вы здесь почистили!