Младенец откатился от моих башмаков и теперь лежал на спине, дрыгая ножками и хныча. Чей он? Окружающие были либо слишком стары, либо слишком юны, чтобы произвести его на свет.
– Мсье Домингес говорил мне, что это важно, – произнес я.
– А, мсье Домингес. Надеюсь, мсье Домингес здоров?
– У него лихорадка.
– Сейчас нездоровый сезон.
Я не был уверен, что мсье Чу помнит, кто такой Домингес. Он закашлялся, и натянутая кожа под пижамной курткой без двух пуговиц напряглась, как на туземном барабане.
– Вам самому надо к врачу, – заметил я.
К нам присоединился молодой человек, чьего прихода я не расслышал. Одет он был аккуратно, по-европейски.
– У мистера Чу одно легкое, – сказал он по-английски.
– Жаль…
– Он выкуривает по сто пятьдесят трубок в день.
– Звучит внушительно.
– Врач говорит, что это вредно, но мистер Чу гораздо счастливее, когда курит.
Я кивнул.
– Разрешите представиться: я управляющий у мистера Чу.
– Моя фамилия Фаулер. Меня прислал Домингес. По его словам, мистер Чу хочет что-то мне сказать.
– У мистера Чу ослабела память. Чашечку чая?
– Благодарю, я уже выпил три чашки. – Это напоминало вопросы и ответы из разговорника.
Управляющий мсье Чу забрал у меня чашку и передал ее одной из девочек, которая, выплеснув чаинки на пол, снова ее наполнила.
– Недостаточно крепкий, – определил управляющий, взял чашку, сам попробовал, аккуратно сполоснул чашку и наполнил ее из второго чайника.
– Так лучше? – спросил он.
– Гораздо лучше.
Мсье Чу откашлялся, но только для того, чтобы обильно харкнуть в жестяную плевательницу, разукрашенную розовыми лепестками. Младенец катался среди чаинок, кошка скакала с коробки на саквояж и обратно.
– Лучше вам поговорить со мной, – промолвил молодой человек. – Меня зовут Хенг.
– Может, вы объясните…
– Спустимся в склад, – предложил Хенг, – там спокойнее.
Я подал мсье Чу руку, он с изумленным видом подержал ее в своих ладонях, а потом обвел взглядом комнату, будто соображал, какое я имею отношение ко всему окружающему. Мы стали спускаться по лесенке, и шум переворачиваемой гальки постепенно стих.
– Осторожно, – предупредил меня Хенг, – здесь нет нижней ступеньки. – На всякий случай он включил фонарик.
Мы оказались среди ржавых коек и ванн, и Хенг повел меня по боковому проходу. Вскоре он остановился и направил луч фонарика на металлический предмет – не то цилиндр, не то банку.
– Видите?
– Что это такое?
Хенг перевернул непонятный предмет и указал на ярлык: «Diolaction».
– Для меня это пустой звук.
– У меня таких две. Их привезли с другим ломом из гаража Фан Ван Муя. Знаете такого?
– Нет.
– Его жена – родственница генерала Тхе.
– Все равно не пойму, какое…
– А вот это узнаете? – Хенг нагнулся и приподнял нечто продолговатое, вроде корня сельдерея с впадиной, отливавшее хромом в свете его фонарика.
– Принадлежность ванной комнаты?
– Это литейная форма, – объяснил Хенг. Похоже, он получал удовольствие, объясняя очевидные ему самому вещи. Он выдержал паузу, чтобы еще раз подчеркнуть мое невежество. – Понимаете, что это значит?
– Да, однако не…
– Эта форма – американское изделие. «Diolaction» – американская торговая марка. Так понятнее?
– Откровенно говоря, нет.
– Эта форма бракованная, поэтому ее выбросили. Но она не должна была попасть в мусор, как и эта банка. Они допустили оплошность. Сюда явился сам мсье Муй. Форму я не нашел, но отдал ему другую банку и сказал, что больше у меня ничего нет. Он объяснил, что хранит в этом химикаты. Про литейную форму он, конечно, не говорил, чтобы не выдать слишком много, но хорошенько здесь порылся. Потом Муй отправился в американское представительство, к мистеру Пайлу.
– У вас хорошо поставлена разведка, – заметил я, по-прежнему не догадываясь, куда он клонит.
– Я попросил мсье Чу связаться с мистером Домингесом.
– Хотите сказать, что проследили связь между Пайлом и генералом? – спросил я. – Она есть, но слабая. Это не новость. Здесь все под колпаком у разведки.
Хенг ударил каблуком по черной железной банке, и ржавые койки отозвались дребезжащим эхом.
– Мистер Фаулер, вы англичанин, нейтрал. Вы справедливо относитесь ко всем нам. Если кто-то из нас занимает определенную сторону, вы способны проявить понимание.
– Если вы намекаете, что принадлежите к коммунистам или к Вьетминю, то можете не беспокоиться, меня это не шокирует. Я вне политики.
– Если в Сайгоне произойдет какая-нибудь неприятность, вину возложат на нас. Мой комитет хотел бы, чтобы вы разобрались по справедливости. Поэтому я и показал вам эти предметы.
– Что такое «диолакшн»? Звучит, как порошковое молоко.
– На первый взгляд молоко и есть. – Хенг посветил фонариком внутрь цилиндрической банки. На ее дне остался слой чего-то белого – не то порошка, не то просто пыли. – Американский пластик.
– До меня доходили слухи, что Пайл завозит пластик для игрушек.
Я взял форму и стал размышлять, на что она похожа. Отлитый предмет должен был выглядеть совсем не так, у меня в руках было как бы его перевернутое зеркальное изображение.
– Не для игрушек, – подсказал Хенг.
– Детали какого-то рычага? – предположил я.
– Только непривычной формы.