Кухонная дверь закрывается, и я остаюсь одна. Шаги убийцы понемногу затихают. Входная дверь слишком далеко, и я не слышу, как она открывается. Бомба легче, чем кажется на вид, но с ней все равно тяжело. Некоторые вещи тяжелее, потому что они страшны сами по себе. Бомба как раз из таких. Кажется, она может раздавить меня своей тяжестью. Давит мне на ребра, и я могу задохнуться. Я первая жертва убийцы и не знаю, чего ожидать. В любом случае, я точно знаю мощность этой бомбы, ведь он мне все рассказал – настолько доходчиво, что даже мой скованный ужасом мозг понял. Мне остается только ждать Николаса. Больше я не могу ничего сделать. Это он тоже мне объяснил.
Когда ты зажата между камнем и жесткой поверхностью, ты на самом деле не ровно между ними. Что-то одно всегда давит больше, и от него ты пытаешься отодвинуться. Люди устроены так, что всегда ищут путь наименьшего сопротивления. Это относится в том числе и к смерти. Никто не хочет умирать долгой мучительной смертью. И никто не хочет умирать насильственной смертью. Никто не хочет, чтобы его разорвало на части то, что не уважает ни плоть, ни кровь. Кто может себе такое пожелать? Нет, все мы просто хотим мирно заснуть и не проснуться.
Вспомнить хотя бы тех несчастных, которые спрыгивали с высоких этажей башен-близнецов в Нью-Йорке после теракта. Они стояли перед невозможным выбором: остаться на месте и сгореть или прыгнуть и удариться о жесткую поверхность. Почему же они прыгали? Потому что в тот момент огонь жег сильнее. Им нужно было отдалиться от него. Все остальное было неважно. А потом они летели, кувыркались в воздухе и падали, падали в другую смерть. Земля приближалась с каждым мгновением, и они уже ничего не могли поделать.
Здесь происходит ровно то же самое. Но я не так беспомощна, как мне кажется. Убийца рассказал мне про ртутный выключатель, срабатывающий при наклоне. Он объяснил мне, что одно неверное движение может привести к смерти.
Я умру. Это уже совершенно точно. Но Николас не должен умереть. Ужас парализует мозг, но это я понимаю. Мне просто нужно раскачать стул, чтобы он перевернулся. Если это получится, я спасу Николаса.
Но я и не могу этого сделать, потому что не хочу умирать. Пока я жива, есть шанс, что меня спасут. Не знаю, насколько это реально, но я просто не могу сдаться сейчас. Я буду бороться до последнего вздоха. Я даже решила, когда он настанет, – когда я услышу, что он пришел, я переверну стул. Умирать обоим нет смысла.