Тихий дом

Сам предмет изучения – мем – возник с подачи этолога Ричарда Докинза. В 1976 году вышла его книга об эволюции «Эгоистичный ген», последняя глава которой была посвящена единице передачи культурной информации, которую он предложил называть «мемом». Мемом может быть музыка или идея, рекламные слоганы или поведенческие шаблоны – всё, что влияет на восприятие мира. Наиболее жизнеспособные, или устойчивые, мемы распространяются, переходя из одного мозга в другой, утверждаясь в массовом сознании. То есть мем имеет способность к самокопированию, так же как ген, и является единицей передачи культурного наследия. Докинз выдвинул гипотезу, что мем в культурной эволюции человечества играет ровно такую же роль, как ген в биологической. Именно эти два типа репликаторов отвечают за развитие человечества. Устойчивые совокупности мемов, которые захватывают умы все большего количества людей, решили называть мем-комплексами. Этим приверженцы теории Докинза объясняют и феномен религиозной веры.

По определению сторонников меметики, любая религия состоит из мемов, представляет собой устойчивый мем-комплекс. И Бог – всего лишь мем, порожденный человеческим сознанием. По сути, любой жизнеспособный мем-комплекс может стать новой религией и породить новое божество.

Развивая идеи Докинза, другие ученые выдвигали разные трактовки мемов. Так, был озвучен довод, что поскольку идеи могут работать против человека, в чьем сознании они заложены, то их следует характеризовать как паразитирующие и именовать культурными или ментальными вирусами. А требования цензуры, акты вандализма, физическое насилие по отношению к носителям неугодного мема предложили считать мем-аллергией, которая в массовом сознании может превращаться в фобии. «Люди не обладают мыслями, не генерируют идеи, а лишь имитируют, сохраняют и передают их», – резюмировала исследовательница этой темы Сьюзен Блэкмор.

В то время когда Докинз ввел понятие мема, Интернета еще в помине не было, но именно Всемирная паутина стала самой благоприятной средой для иллюстрации теории меметики. Теперь слово «мем» знакомо каждому пользователю сети. Расхожие фразочки, картинки, шутки – все, что, едва появившись в Интернете в одночасье становится вирусом, называют словом «мем». Оно прочно вошло в современный лексикон, но мало кто задумывается, откуда оно взялось и что значит.

К настоящему моменту ряд западных университетов уже включили меметику в число учебных дисциплин, но в России до этого еще не дошло. В наших пенатах меметику по-прежнему считают псевдонаукой. Ярых адептов и пропагандистов этой теории у нас пока немного. Самым видным и известным из них является как раз Виталий Жидков, который читает лекции по меметике в качестве факультатива в тех университетах, где ему доводится работать.

Встречи с ним Погодин добился с целью выведать, не было ли среди слушателей его курса тех, кто упоминал про Тихий дом. Мирослав рассудил так: если пионеры-нетсталкеры из «СинСай» были всерьез увлечены меметикой, то должны были наведаться на курс к Жидкову. К кому еще? Конечно, они вполне могли быть самоучками – штудировать литературу по теме в четырех стенах. Но, во-первых, не так много книг по этому предмету сегодня переведены на русский язык и легкодоступны, а во-вторых, Мирославу отчего-то казалось, что ребята из «СинСай» не чужды академической среды. Наверняка они имеют много общего с Рэем, интеллигентом до мозга костей.

– Добрый день, Виталий Семенович. Мирослав Погодин. Я могу войти?

Жидков встретил Погодина в деканате. Бросив на гостя быстрый, но цепкий взгляд поверх очечной оправы, он тут же вернулся к своим делам. Занят он был изучением каких-то бумаг. На столе перед ним лежали распечатки на листах А4. Профессор просматривал их довольно быстро, моментами ненадолго задерживая внимание на отдельных фрагментах текста. Мирослав предположил, что, скорей всего, Виталий Семенович изучает рефераты или другие работы своих студентов. Что, в свою очередь, предположил о нем Жидков, Погодину было не ясно. По крайней мере интереса к визитеру он ничем не продемонстрировал.

Стоя в дверях как провинившийся школьник, Мирослав наблюдал склоненную к бумагам голову видного политолога – светло-русые, с проседью волосы в короткой стрижке топорщились прядками в художественном беспорядке, как у людей, имеющих привычку безотчетно запускать руку в шевелюру, почесывая макушку. Морщины на напряженном лбу выдавали давно переваливший за полвека возраст ученого и напряженную работу мыслей, а роговая старомодная оправа очков – старую школу. Движения профессора были быстрыми и четкими – лист, еще лист, пометка на полях. Пауза затягивалась, и Погодину стало казаться, что Жидков уже успел забыть о его существовании.

– Вы ко мне? – наконец-то подал голос профессор, не поднимая взгляда. Мирослав тут же узнал его особый тембр, который слышал по ТВ.

– Да, мы договаривались о встрече. Извините, задержался на десять минут – пробки.