Тихий Дон

Андреянов побледнел, схватился за кобуру нагана. Тогда Григорий неторопливо встал и предостерегающе поднял руку:

– Ого! Ну, теперь хватит! Погутарили – и хватит. Обое вы горячие, как погляжу… Ну, не сошлись и не надо, об чем толковать? Он правильно делает, что не выдает своих. Ей-богу, это здорово! Я и не ждал!

– Нет, позвольте!.. – горячился Андреянов, тщетно пытаясь расстегнуть кобуру.

– Не позволю! – с веселым оживлением сказал Григорий, вплотную подходя к столу, заслоняя собой пленного. – Пустое дело – убить пленного. Как вас совесть не зазревает намеряться на него, на такого? Человек безоружный, взятый в неволю, вон на нем и одежи-то не оставили, а вы намахиваетесь…

– Долой! Меня оскорбил этот негодяй! – Андреянов с силой оттолкнул Григория, выхватил наган.

Пленный живо повернулся лицом к окну, – как от холода, повел плечами. Григорий с улыбкой следил за Андреяновым, а тот, почувствовав в ладони шероховатую рукоять револьвера, как-то нелепо взмахнул им, потом опустил дулом книзу и отвернулся.

– Рук не хочу марать… – отдышавшись и облизав пересохшие губы, хрипло сказал он.

Не сдерживая смеха, сияя из-под усов кипенным оскалом зубов, Григорий сказал:

– Оно и не пришлось бы! Вы поглядите, наган-то у вас разряженный. Ишо на ночевке, я проснулся утром, взял его со стула и поглядел… Ни одного патрона в нем, и не чищенный, должно, месяца два! Плохо вы доглядаете за личным оружием!

Андреянов опустил глаза, повертел большим пальцем барабан револьвера, улыбнулся:

– Черт! А ведь верно…

Сотник Сулин, молча и насмешливо наблюдавший за всем происходившим, свернул протокол допроса, сказал, приятно картавя:

– Я вам неоднократно говорил, Семен Поликарпович, что с оружием вы обращаетесь безобразно. Сегодняшний случай – лишнее доказательство тому.

Андреянов поморщился, крикнул:

– Эй, кто там из нижних чинов? Сюда!

Из передней вошли два ординарца и начальник караула.

– Уведите! – Андреянов кивком головы указал на пленного.

Тот повернулся лицом к Григорию, молча поклонился ему, пошел к двери. Григорию показалось, будто у пленного под рыжеватыми усами в чуть приметной благодарной усмешке шевельнулись губы…

Когда утихли шаги, Андреянов усталым движением снял очки, тщательно протер их кусочком замши, желчно сказал:

– Вы блестяще защищали эту сволочь, – это дело ваших убеждений, но говорить при нем о нагане, ставить меня в неловкое положение – послушайте, что же это такое?

– Беда не дюже большая, – примирительно ответил Григорий.

– Нет, все же напрасно. А знаете ли, я бы мог его убить. Тип возмутительный! До вашего прихода я бился с ним полчаса. Сколько он тут врал, путал, изворачивался, давал заведомо ложных сведений – ужас! А когда я его уличил – попросту и наотрез отказался говорить. Видите ли, офицерская честь не позволяет ему выдавать противнику военную тайну. Тогда об офицерской чести не думал, сукин сын, когда нанимался к большевикам… Полагаю, что его и еще двух из командного состава надо без шума расстрелять. В смысле получения интересующих нас сведений – они все безнадежны: закоренелые и непоправимые негодяи, следовательно – и щадить их незачем. Вы – как?

– Каким путем вы узнали, что он – командир роты? – вместо ответа спросил Григорий.

– Выдал один из его же красноармейцев.

– Я полагаю, надо расстрелять этого красноармейца, а командиров оставить! – Григорий выжидающе взглянул на Андреянова.

Тот пожал плечами и улыбнулся так, как улыбаются, когда собеседник неудачно шутит.

– Нет, серьезно, вы как?

– А вот так, как я уже вам сказал.

– Но, позвольте, это из каких же соображений?

– Из каких? Из тех самых, чтобы сохранить для русской армии дисциплину и порядок. Вчера, когда мы ложились спать, вы, господин полковник, дюже толково рассказывали, какие порядки надо будет заводить в армии после того, как разобьем большевиков, – чтобы вытравить из молодежи красную заразу. Я с вами был целиком согласный, помните? – Григорий поглаживал усы, следя за меняющимся выражением лица полковника, рассудительно говорил: – А зараз вы что предлагаете? Этим же вы разврат заводите! Значит, нехай солдаты выдают своих командиров? Это вы чему же их научаете? А доведись нам с вами быть на таком положении, тогда что? Нет, помилуйте, я тут упрусь! Я – против.

– Как хотите, – холодно сказал Андреянов и внимательно посмотрел на Григория. Он слышал о том, что повстанческий командир дивизии своенравен и чудаковат, но этакого от него не ожидал. Он только добавил: – Мы обычно так поступали в отношении взятых в плен красных командиров, и в особенности – бывших офицеров. У вас что-то новое… И мне не совсем понятно ваше отношение к такому, казалось бы, бесспорному вопросу.

– А мы обычно убивали их в бою, ежли доводилось, но пленных без нужды не расстреливали! – багровея, ответил Григорий.