Тихий Дон Кихот

Дом резко наклонился вперед, как будто его тошнило. Пол стал ускользать из-под ног, как скейтборд. В животе стало щекотно и муторно. Хотелось закричать, но голос пропал. От ужаса Аня так широко раскрыла глаза, что проснулась. И еще долго с непониманием смотрела на стену напротив. Потом разжала руки, намертво вцепившиеся в складки простыни, облегченно выдохнула, расслабилась.

И только тогда поняла, что проспала. Впервые за время супружеской жизни не приготовила Корнилову завтрак и не помахала ему на прощание рукой.

Он же ускользнул бесшумно. Будить ее не стал, потому что вполне был в состоянии сделать все сам. И говорить с утра никакого настроения не имел.

Впрочем, так было всегда. Просто Аня считала, что ритуал есть ритуал. А чем больше ритуалов в семейной жизни, тем она стабильнее. И не обращала внимания на то, что Корнилов с утра всегда спешит. В глаза не смотрит. Отвечает односложно. Зато она его видела. А времени, отпущенного друг на друга, стало как-то катастрофически мало.

Работы у следственных органов было как обычно невпроворот. И Корнилов не уставал иронизировать по поводу ментовских сериалов, в которых на чистеньких и свободных от бумаг столах лежала одна-единственная папка с текущим делом. У Корнилова в работе одновременно было целых восемнадцать.

Утром Михаил убегал. А вечером либо задерживался допоздна, либо проводил нерегулярные тренировки. После того, как измученные ученики разъезжались, Аня еще долгое время приглядывалась к мужу, задавала ему мягкие вопросы из области психологических тестов на вменяемость. А время между тем стремительно шло к ночи. Попытки урвать для общения законные часы заканчивались тем, что засыпали они все позже и позже. И вот количество недосыпа перешло в качество. И Аня просто не слышала корниловского будильника. Или он специально так быстро придушил его трели?

Самой Ане в это утро спешить было некуда. Однако, вспомнив все, что предстояло ей днем, она почувствовала волнение, острое, как перед экзаменом.

Вчера днем ее мобильник зажужжал, как травмированный шмель и пополз к краю ванной именно тогда, когда она лежала там в пене, с закрытыми глазами, и думала о том, какая все-таки странная штука жизнь. Голос, который она услышала, заставил сесть так резко, что волна воды из ванной выплеснулась на пол.

– Аня, – сказала ей трубка из какого-то далекого далека. – Я вылетаю из Мадрида завтра. Изменились кое-какие планы. Если ты завтра свободна, то я лечу в Питер. Если нет – тогда в Москву. Ну так как?

– Да. – Аня даже закивала головой, хотя это было необязательно. – Да. В Питер. Конечно. Я смогу!

– Тогда, – Ане послышалась тень сомнения, – ты сможешь встретить меня в аэропорту? Доберешься сама?

– Да я уже давно хожу по улицам сама, – улыбнулась Аня.

– Я имел в виду, без машины…

– Да, Сергей Владиславович. Думаю, у меня получится.

– Тогда до встречи, – сказал он неуверенно, как будто до конца не верил, что она действительно вот-вот произойдет.

– До завтра, – ответила Аня. И находясь под впечатлением от этого долгожданного звонка, чуть не нырнула в ванну вместе с зажатым в руке телефоном.

Вероятно, историческая значимость этой встречи росла пропорционально тому, насколько встреча откладывалась. Невозможно было не думать о человеке, который возник в ее жизни таким парадоксальным образом, отогнать от себя мысли о нем, не разрешить себе представлять эту встречу в подробностях. Вдруг ужасно захотелось использовать шанс и приобрести в жизни человека, на любовь которого она может претендовать независимо от того, хороша она или плоха.

Сначала ее мучило чувство вины по отношению к своему «детскому» папе. Но путем нехитрых логических умозаключений она вывела универсальную формулу родственной любви. Если у матери рождается второй ребенок, это не значит, что первого пора выкидывать на помойку. Просто любовь умножается на два. Трое детей – на три. Ладно, мужья – бог с ними, их принято любить поодиночке. Или же в порядке очереди. И Аня знала это на собственном опыте. Но отец ведь не муж. Ведь делят же все любовь свою изначально между двумя родителями, отцом и матерью. И считают неприличным вопрос: «Кого ты больше любишь –

маму или папу?». А значит, и отцов тоже можно любить в том количестве, какое тебе отпущено судьбой.

Она сама удивлялась себе. Своей готовности идти навстречу незнакомому человеку. И чем большее нетерпение ее охватывало, тем больше она боялась разочароваться.

Но что тут сделаешь? Волков бояться, в лес не ходить…

Слова «эррайвел» и «депарче» сразу же разбередили душу. Любые ограничения рождают мгновенное желание их нарушить. И даже такая громадная страна, как Россия, перед этими словами становится просто клеткой с узенькой дверцей через паспортный контроль.