Тихий Дон против Шолохова

Да не упрекнут нас в крохоборстве: речь не идет об опечатках или ошибках чтения, речь вообще не идет об одном слове. Дело в принципе — принципе Авторской поэтики. А поэтика эта в значительной степени построена на столкновениях, на конфликтах, на неуживающихся друг с другом качествах. Этот единый принцип организует описания людей, животных, растений и запахов. Как, например, в данном случае: жарко натопленная кухня — запах мороза.

Запах мороза Митька принес с улицы, запах солдатчины он носит с собой зимой, летом, всегда. Свежесть мороза обманчива, затхлость есть сущность — «дух».

По поводу мокрого снега

Эпопея корниловской армии, отступившей, чтобы сражаться и победить, уже современниками рассматривалась как великое деяние. И хотя гражданская война дала в дальнейшем новые примеры «ледяных походов» (отступление колчаковской Якутской армии, гибельный «отступ» в Персию Уральской казачьей армии), история запомнила первый — Корниловский. Трагедия армии уходящей на верную смерть, слишком эпична, чтобы мимо нее мог пройти хотя бы один, писавший о войне на Юге. Не прошел и автор «Тихого Дона», поместив в эту заведомо неказачью массу единственного из первостепенных персонажей, социально близкого отступавшим, — сотника Евгения Листницкого.

Итак, начало «Ледяного похода» — книга II, часть 5-я, глава 18-я;

«Накапливались сумерки. Морозило».

Все, как будто, верно: поход — «ледяной», значит, уместен и мороз. Но вслед за этим — продолжение:

«От устья Дона солоноватый и влажный подпирал ветер»

«Влажный ветер» ни при какой погоде не может «морозить», а если «морозит» не ветер, то сам ветер не может оставаться влажным.

Дальше — больше:

«— Господин командир! — окликнул Неженцева подполковник Ловичев, ловко перехватывая винтовку. (…) Прикажите первой роте прибавить шаг! Ведь так и замерзнуть немудрено. Мы промочили ноги, а такой шаг на походе…»

«На взрыхленной множеством ног дороге кое-где просачивались лужи. Идти было тяжело, сырость проникала в сапоги».

«— Россия всходит на Голгофу… Кашляя и с хрипом отхаркивая мокроту, кто-то пробовал иронизировать:

— Голгофа… с той лишь разницей, что вместо кремнистого пути — снег, притом мокрый, плюс чертовский холодище».

Значит, все-таки холодно. Но холод — он бывает разный: бывает мороз, а бывает и пронизывающая сырость. Замерзнуть можно и тогда, когда кругом слякоть и лужи. Но если подморозит — луж нет, они затягиваются льдом. А мы что видим: «кое-где просачивались лужи», то есть типичная оттепель, да и ветер влажный. На морозе ноги мерзнут, но не промокают; при морозе снег бывает всякий: легкий, тяжелый, пушистый, хрустящий, но только не мокрый. А в тексте прямо сказано: «снег, притом мокрый»! В чем причина такой противоестественности описания?

За ответом обратимся к тексту первых изданий романа, но не к процитированному отрывку, а к другим «метеорологическим» фрагментам:

«Моросил изморозный дождь, фонари кидали на лужу мерклые дорожки света» (ч. 3, гл.22);

«В этот день изморозный дождь сеялся с полдня» (ч. 5, гл. 2);

«Ветер клубил за перелеском морозную пыль» (ч. 4, гл. 21).

В первых двух случаях ситуация понятна — речь идет о моросящем дожде, и, следовательно, читать надо не «изморозный дождь», но «измороСный дождь». С третьим случаем положение иное, поскольку «морозной пыли» предшествует сообщение, что Мишка Кошевой и Алексей Бешняк «таились в ярке возле покинутого обвалившегося колодца, вдыхая разреженный морозом воздух».

Становится ясно, что в первых изданиях «Тихого Дона» и «изморозный» в значении «изморосный», и «морозный» в значении «морозный» одинаковым образом писались через «З».

Такая орфография противоречила правилам, достаточно сослаться на написание в «Толковом словаре» Вл. Даля. Тем не менее, «изморось» через «З» — не выдумка Шолохова.

Андрей Белый, роман «Серебряный голубь», Москва, издательство «Скорпион», 1910 год: