И дело не только в тех взаимоисключающих несообразностях трех апокрифов — Кузякиной, Стукаловой и Гербурт-Йогансен, — в которых рассказана эта явно выдуманная история. Дело (и здесь Бар-Селла прав) — в полном и категорическом несовпадении духа, пафоса произведений И. Родионова и «Тихого Дона», и, конечно, главное — их художественного уровня.
Г. Стукалова так характеризует роман «Наше преступление (Не бред, а боль)»:
«Эту книгу, — говорит Родионов в предисловии, — я писал с единственной мыслью, с единственной целью — обратить внимание русского образованного общества на гибнущих меньших братьев.
Народ спился, одичал, озлобился, не умеет и не хочет трудиться. <...> Народ брошен, и беспомощный, невежественный, предоставлен собственной бедной судьбе».
«Сюжет романа достаточно прост, — продолжает свой анализ Стукалова. — Это картины народной жизни, пьянки и драки среди деревенских мужиков, схожие, на мой взгляд, с подобными сценами в “Тихом Доне”. Что же касается описания природы в романе “Наше преступление”, то мне трудно удержаться, чтобы не привести хотя бы один отрывочек.
“Утро было великолепное. Солнце сверкало на безоблачном бледно-синем небе, но не пекло, как летом; чистый воздух был насыщен опьяняющей и бодрящей свежестью. Над ближними и дальними хвойными перелесками, стоявшими вплотную грузной темной массой
- 774 -
и над пожелтевшими, обредившимися, ставшими сквозными лиственными рощами чуть-чуть синела прозрачная дымка. Она то сгущалась, то расходилась легкими, длинными полосами, как лениво колеблющееся гигантское газовое покрывало”»83
.Не нужно обладать изощренным языковым и эстетическим слухом, чтобы понять, что все эти банальности — «утро... великолепное», «небо бледно-синее», «воздух чистый», «опьяняющая свежесть», «прозрачная дымка» и т. д.
И. Родионов был ксенофобом, принадлежавшим к самым крайним монархическим кругам русского общества. В 1912 году он выступил в Русском собрании с докладом «Неужели гибель?», где концентрированно выражены его взгляды: «Не надо быть пророком, чтобы предвидеть, что через какие-нибудь два поколения русского землевладения и русского культурного класса не будет в России. Все будет съедено и вытеснено евреем. Потомки нынешних знатных родов будут лакеями и горничными у еврейских отпрысков. Что же тогда будет с Россией и Троном? Конечно, она разорвется на отдельные штаты с президентами, еврейскими ставленниками, во главе <...> Я не верю в Россию, не верю в ее будто бы неисчерпаемые силы, не верю в ее будущность, если она немедленно не свернет на другую сторону с того расточительного и гибельного пути жизни, по которому она с некоторого времени пошла <...> Теперь народ отшатнулся от церкви и перестал бояться и уважать власть <...> И народ доспел теперь до революции. Он перестает быть народом-созидателем, народом-государственником, а с головокружительной быстротой всей своей громадой обращается в преступную чернь»84
.Кто из серьезных исследователей возьмет на себя труд — доказывать, что эти строки принадлежат автору «Тихого Дона»? Тем более, что, как справедливо заметил Запевалов, Родионов, доживший до 1940 года, и сам никогда на это не претендовал.
Но не на пустом же месте возникла версия о нем как авторе «Тихого Дона»? И не случайно все три апокрифа — и Кузякиной, и Стукаловой, и Гербурт-Йогансен — связаны с одним источником: украинским писателем И. Днепровским? Видимо, нет.
Во всей истории с Родионовым как предполагаемым автором «Тихого Дона» есть два реально существующих факта.
Во-первых, И. Родионов и в самом деле написал книгу очерков по истории донского казачества «Тихий Дон» и даже издал ее в типографии товарищества «Свет» в 1914 году. Эта книга с предисловием В. Н. Запевалова переиздана в издательстве «Дмитрий Буланин» в Санкт-Петербурге в 1994 году85
.