Тихий городок

Нина окончила школу, поступила на филологический факультет университета. Но ей не хотелось жить на чьем-то иждивении. По рекомендации дяди Алеши она стала преподавать немецкий язык в инженерной академии. Здесь-то и встретила Павла Клевцова. Через год они поженились.

3

Павлу повезло и в том, что в академии он встретил самобытного и ярко одаренного человека — профессора Георгия Иосифовича Ростовского. Дружба началась с курьеза. Комбриг читал вводную лекцию новичкам и обратил внимание на белобрысого, розовенького, круглолицего мальчика-лейтенанта, который улыбался неизвестно чему. Георгий Иосифович говорил о серьезных вещах — и вдруг такая веселость. Это возмутило его.

— Повторите сказанное мной! — потребовал он.

Покраснев, лейтенант проговорил:

— …Есть дисциплина особого рода. Она присуща только саперу. Даже самая идеальная организация работ по расчистке минных полей не может гарантировать стопроцентную безопасность. Работа не всяким нервам под силу. Командир должен знать характер бойцов. И не для того чтобы выяснить, кто смелый, а кто трус. Смелыми могут быть все. Но не каждый сумеет ювелирно обезвредить заряд. Справится только знающий, уверенный в себе и своих нервах. В нервах, а не в храбрости…

Почти все точка в точку. Ростовский всмотрелся с любопытством в лицо Клевцова. Две врожденные морщинки как бы подтягивали уголки рта вверх, придавая его лицу выражение беззаботное и смешливое.

— Извините, — сказал профессор, кивком приказывая сесть.

Георгию Иосифовичу не было пятидесяти, однако слушателям и адъюнктам он казался старше. С гордо посаженной головой, стриженный под старомодный «ежик», в длинной гимнастерке с черными петлицами, на которых поблескивал малиновый ромбик, Ростовский производил впечатление педанта. Он жил почти рядом с академией — в Подколокольном переулке. Квартира состояла из трех комнат на втором этаже особняка, сплошь забитых книгами. Большая часть этой библиотеки принадлежала отцу — известному фортификатору, погибшему под Мукденом в 1904 году. Лишь один уголок в кабинете не был заставлен книгами. Здесь стоял мольберт и висела виолончель в футляре. Профессор увлекался живописью и музыкой, посвящая искусству выходные дни.

Удивительно, но все бури, когда ничего не стоила человеческая жизнь и любой ретивый придурок мог поставить к стенке бывшего начальника кафедры академии Генерального штаба, благополучно пронеслись мимо Георгия Иосифовича. Он не приспосабливался к новой власти, не жалел утерянного, приняв революцию как социально оправданную и справедливую. Русская армия, считал он, состояла из народа, и его обязанность как инженера заключалась в том, чтобы она была хорошо вооружена и защищена от смертоносных средств противника. И когда на фронте он увидел, что солдатские массы пошли за большевиками, то спокойно избрал новый путь, как это сделали Брусилов, Зайончковский, Корк, Игнатьев, Каменев, Карбышев и другие честные люди из русского офицерского корпуса.

В гражданскую войну Георгий Иосифович служил в отделе вооружения Красной Армии. Молодая республика испытывала острейшую нужду не только в хлебе, топливе, одежде, но и в пушках, винтовках, боеприпасах. Ружейным приемам обучали на палках. С палками новобранцы шли на передовую, чтобы со временем обзавестись винтовкой убитого товарища. Другой специалист по взрывчатым веществам пришел бы в ужас от работы, за которую брался генерал Ростовский.

Но что было делать, если не хватало даже обычной серы для производства простейшего пороха?! Приходилось искать суррогаты, вычислять пропорции, испытывать новые взрывчатые вещества, которые заменили бы, скажем, нитротолуол, тетразен. Имя профессора не вошло в историю гражданской войны, не попало в число отличившихся и награжденных. Но трудно представить, какой ценой была бы оплачена победа без патронов, снарядов, гранат, начиненных взрывчаткой Ростовского.

После войны Георгий Иосифович перешел на преподавательскую работу. На желторотую настырную молодежь — «кухаркиных детей» — он смотрел с некоторой долей удивления. Однако с фатальным предвидением угадывал самородков и уже не выпускал их из поля зрения, требуя от каждого из них спартанской самоотдачи военной науке. Так попал в поле его зрения и Павел Клевцов. Комбриг сразу отметил, что молодой адъюнкт мыслит смело, первородно, ищет оригинальные решения.

К примеру, у него родилась идея создания противоминного танкового трала. У этого трала должен был быть каток, подобный тем, что у дорожных машин. Укрепленный впереди танка, он будет давить и взрывать мины, оставляя экипаж невредимым, и главное, без остановок, не сбавляя темпа, не давая опомниться врагу. Идею требовалось воплотить в металл. По его чертежам сделали несколько тралов… Но тут началась война. Работу над тралами пришлось отложить.

Лаборатория Ростовского, где работал Павел, помимо других обязанностей, стала изучать вопросы вооружения противника. Сюда свозилось трофейное оружие, а сотрудники анализировали его конструкторские особенности, исследовали сильные и слабые стороны.