Тихий гром. Книга четвертая

Поняли ребята, что поблизости что-то есть. А как увидели этот роковой столб, так и обомлели. Даже в потемках видно было, как побелело у Степки лицо. Вкопанно остановились ребята перед останками друга и мученика, не смея приблизиться к нему. Отрубленные руки валялись тут же на земле. Голова опущена, и лица совсем не видно. Весь перед рубахи черным от крови сделался.

— Бежи за лопатами, Семка, — распорядился Яшка, дрогнув голосом. — А мы поколь снимем его хоть со столба-то. Чего ж ему тут висеть.

Увидев, что и уши срублены у несчастного, Степка вскрикнул от страха. Стараясь дышать неглубоко, трясущимися, неверными руками распустили они ремни и осторожно опустили изуродованное тело тут же, возле столба. Молча потом копали могилу в две лопаты, молча опустили в нее жуткие останки друга, заметив, что и горло у него страшно разворочено. Скорее присыпали землей.

Могилка — шагов за сто пятьдесят от столба. Сверху замаскировали ее ребята дерном, снимая пласты в разных местах, чтобы меньше заметно было. Работу закончили, когда стало уже совсем светло, хотя солнце еще не взошло. Говорить никто не мог. Слезы то и дело выкатывались жгучими градинами. Только когда выехали уже на дорогу, Степка спросил, ни к кому не обращаясь:

— Как же вышло, что всех убрали, а его оставили почему-то.

— Да ведь на горе-то боя не было, потому похоронщики туда и не заглянули, — пояснил Яшка. — А может, и казаки не дали захоронить.

Когда подъезжали к бабкиному домику, занимался уже новый день. Спать ложиться некогда. Сполоснуть ночную грязь, лошадь покормить да самим подкрепиться и — домой с целым ворохом неподъемных новостей. Кате сказать уговорились, что все поле там прибрано и никого не нашли. О том, что Ивана схоронили, — тоже лучше помолчать пока. Пусть подальше отодвинется этот черный день в памяти людской.

На все сборы ушло не более часа. Город еще спал крепким, похмельным сном. Дремали пустынные улицы, редко где пешеход появится или подвода прогремит. Но внешний этот покой мог порадовать лишь несведущего в делах обывателя. В застенках на Меновом дворе, забитых пленными красноармейцами, в большинстве ранеными, в тюремных камерах продолжалась кровавая работа палачей.

Все трое ребят и Катерина с Верой устроились в фургонном ящике, заваленном травой. Степка по-хозяйски правил Ветерком, а запряженную Рыжуху привязали сзади, освободив ее от всякой поклажи. Яшка так и красовался в татарском наряде, ибо другого у него не было. Заметив на монастырской стене свежий листок и оглянувшись предварительно, Яшка спрыгнул с телеги и сорвал его.

— Сами почитаем и мужикам увезем, — объявил он, усаживаясь на свое место. — Новая власть чегой-то предписывает народу.

Читать они с Семкой научились лишь в минувшую зиму от Григория. Но старались друг перед дружкой, прочитывая все, что попадет, и навострились изрядно. Яшка расправил лист, испещренный крупными буквами, и, чтобы все слышали, начал читать: