Тихий гром. Книги первая и вторая

— Повезло. В арестантской камере под тумбочкой был прибит железный лист. Тихонько приспособился я его снимать… А от моего угла до забора каких-нибудь аршина три… Ну, всего-то аршин пять прокопал за полгода. По щепоточке копал стамеской и там же утрамбовывал землю, как крот… Столяр я, краснодеревщик. Шикарные оклады для икон делал. Вот в окладах-то этих и посылал весточки на волю. Связь установилась надежная. Товарищи помогли.

— А как же ты ухитрился в арестантском «мундире» от самого Тобольска добраться? Верст семьсот отмахал!

— Ухитришься, коли жить охота, — невесело усмехнулся Михаил. — Неувязка в организации вышла или помешал кто: продукты и одежду в условное место должны были принести разные люди. Так вот, котомку с едой принесли, а остальное ждать-то некогда было. Думал, в дороге добуду, да потом смекнул — к селениям лучше не приближаться, не наводить на след. Лесами да болотами за три недели далеко продвинуться можно. Шел только ночами, а в ненастное время и дня прихватывал. Теперь лето — каждый кустик ночевать пустит. Места от Тюмени здесь мне знакомые. Я ведь из-под Екатеринбурга. Много до службы колесил по найму…

Прислушиваясь к ровному глуховатому голосу товарища, Виктор Иванович радовался тому, что организация пополнилась еще одним надежным человеком, и вдруг спросил:

— Не страшновато над пропастью снова ходить?

— Страшнее смерти ничего не будет, — обыденно и очень спокойно ответил Холопов. — Вечная каторга не слаще… А здесь-то чем я заниматься буду, подумали?..

— Давно подумали, как только известие получили, что ты к нам направился… Недельки две-три поживешь у Авдея Марковича, поправишься, оглядишься, а потом на станции столяром будешь работать. И наших дел найдется достаточно. Квартиру придется сменить — тут нельзя… А есть еще одна задумка… Литература к нам из Самары плохо идет, нерегулярно. Сам увидишь, коли на станции работать будешь… Хотим лавку книжную открыть. Книги для продажи будут поступать из Самары, а с ними и наша литература пойдет ровнее… Так вот, коли все это образуется, может, и книжками в лавке торговать станешь. Не приходилось раньше-то за прилавком стоять?

— Нет. В купцах не состоял. Да ведь не боги горшки обжигают — научусь…

Когда они подъезжали к городу, короткая летняя ночь начала забеливаться с востока, померкли ближние к горизонту звезды, повеяло утренней прохладой.

12

Покосное время, хоть и было тоже нелегким, считалось оно каким-то праздничным, особенно для молодежи. Погода стоит благодатная: травы, цветы кругом, и несется от них, живых и подкошенных, по всей степи неповторимый дух, кружащий, сладко дурманящий голову, прибавляющий силы. Даже редкие ненастные дни по-своему хороши — бабы и мужики отправляются тогда за ягодами, за грибами.

В том году становали Рословы верст за двенадцать от хутора. Рядом с ними — Прошечкин стан; в сторону Бродовской, в логу, Шлыковы остановились, за ними — Данины; правее и ближе их — проказинский стан. Словом, хутор в эту пору остается безлюдным, тихим и присмиревшим, а степь, и поля наполняются жизнью — днем пестрят бабьими платками, по вечерам костры тут и там светятся.

Большое травяное поле с краю длинным языком вдавалось в лес. В этом закутке Васька Рослов докапнивал вчерашнюю утреннюю кошенину. Торопился, потому как здесь, за лесом, уж не грело низкое солнце — густая тень полегла. Пока не отволгло сено — скопнить надо. Митька деревянным движком на лошади стащил рядки в большие пухлые кучи. Ксюшка с Нюркой за ним подгребали.

А теперь Васька один складывал копны. Только подхватил косматый навильник сена, изловчился в середку до половины сложенной копны втиснуть, а его кто-то как толкнет в спину. Падая, отбросил вилы и, еще не повернувшись, догадался: Катька это. Она свалилась рядом в копну.

— Я на мину-уточку, Вася! Каша там у меня варится, — оттолкнула слетевший картуз подальше и стала пальцами перебирать спутанные Васькины волосы.

— Ты чего пришла-то? — тихонько спросил Васька, блаженствуя и сдерживая дыхание под ласковыми движениями ее руки.

— Да ведь не мил и белый свет, как дружка-то рядом нет.

— Во-он чего, — жмурясь, потянул Васька.

— Вась, а ведь дошли, знать, до бога мои молитвы: не упомню я, чтоб наш стан с вашим вот эдак рядом стоял. А ноничка прям как нарочно для нас это сделали…

Васька радовался ее приходу, слушал милое щебетанье и, глядя из-под прищуренных век на смуглое Катькино лицо, не в первый уж раз думал: «Теперь-то нам хорошо, а посля как? На что же надеется девка?» А потом, будто ни с того ни с сего, сказал:

— Авось знать, вся надежа наша…

— Эт ты про чего? — не поняла поначалу Катька, но, догадавшись, посыпала: — Русак на авось и взрос. На авось мужик и хлеб сеет. А наше авось не с дуба сорвалось. То ль я с первого разу не знала, на чего шла!

— Эх, держись за авось, поколь не сорвалось! — засмеялся Васька. — Суббота ведь завтра, чуешь?

— Оттого и пришла, что завтра суббота. В баню-то поедете, что ль, домой?

— А как же!

— Ты раньше съездий и воротись. А я работников провожу да тебя ждать стану. Ладно?

— Годится.