— Ты чего, дядь Макар, бежать, что ль, собрался?
— Бежать и есть! — поддакнул Макар, вскакивая. — Даша, Даш, пойдем попляшем.
— Еще такого старья там не хватало! — сердито отозвалась Дарья.
— Да пойдем, чего ты!
— Сказано, не пойду!
Макар было направился к веселому кругу один. Дарья по-кошачьи шагнула вслед, ожгла его мокрой ладонью между лопаток и обратала сзади за шею полотенцем, каким посуду вытирала. Макар замычал, как бычок на веревочке, и, хватаясь руками за полотенце, попытался развернуться — не тут-то было. Зажав потуже полотенце, повела его Дарья впереди себя к будке, спать приказала. Поводок-то приослабила. От этакой неволи крутанулся мужик через левое плечо с присядкой да такого влепил женушке леща, что у той искры из глаз посыпались и полотенце из рук вырвалось. Дарья после этого вилы железные схватила, на мужа двинулась, вот-вот спорет… Пошла потеха.
Степка с Тимкой растерялись даже, не знают, куда и глядеть интереснее. Вертятся возле костра-то, как на горячих углях. То на Макара с Дарьей поглядят, то опять на круг уставятся. Весело там. Гармошка у Егора в руках так и бесится, а рядом Васька на поваленном мешке с овсом сидит, ложками дробь выбивает. Того гляди, ложки поколет, шельмец. Стараются ребята для Ганьки Дьякова да для Вальки Даниной. Вышли они на круг, отплясывают. У Вальки сзади косища аршинная мечется — не подходи! И частушки поют друг перед дружкой. Ловко у них выходит.
Это Ганька поет. С виду он на кума Гаврюху смахивает, на отца, стало быть. А голос у него какой-то глуховатый — как из бочки слова вылетают. Валька режет звонко, с подвизгом, будто литовку по жалу оттачивает:
Ганька:
Валька:
Ганька:
То ли Валька частушки этой засовестилась, то ли своей в ответ не могла придумать понахальнее — вылетела из круга. Замешкался и Ганька. Не ожидал он такого оборота. Притопнул разок-другой и остановился. Продлись это замешательство еще немного, так и музыка б, наверно, заглохла. Но в круг отчаянно ворвалась Катька Прошечкина. Остановилась в двух шагах от Ганьки, кулаками в бока уперлась и, разыгрывая сварливую бабу, набросилась на Ганьку:
Опомнился Ганька, и снова замелькали его лапти в кругу вперехлест Катькиным ботинкам:
Катька:
Совсем, видать, выдохся Ганька, даже на такую занозу не ответил. Попятился задом и покинул круг. Но Катьку это ничуть не смутило:
Повернувшись к Ваське и выплясывая против него, ему одному спела:
Однако ж играть-то ни почаще, ни пореже больше не понадобилось. Неожиданно, никто и не заметил, как подкрался к развеселому рословскому стану ровный ленивый дождичек. Девки и ребята, окунувшись в темень, покинули стан врассыпную.
— Как же я потащусь даль этакую? — заныла Валька Данина, ужимаясь под каплями дождя и закрывая плечи руками.
— Ладноть, провожу я тебя. Плясали вон как славно, — сжалился Ганька. — Только за пинжаком в будку сбегаю…
— Дак нам же с тобой по путе, а ему ворачиваться придется, — подвинулся к Вальке Гришка Шлыков. — Чего ж тебе провожатого искать?
— Ишь ты какой, — возразила Валька, — у Ганьки-то пинжак есть, накрыться можно.
Понял Гришка, что не в пиджаке тут дело, и зашагал, согнувшись, в неприютную ночь.
Рословы все один за другим в будку полезли. Сегодня не придется Степке на скуку жаловаться — зажмут его в уголок, и не пищи. Егор подпалил свечку, стоящую на прилепленной к стене полочке, огляделся и едва не наступил Макару на ноги.
— Ты чего ж эт в будке-то один, что ль? — спросил Егор. — А Дарья где?