Я попыталась вспомнить конкретную причину, по которой я так легко рассталась с жизнью. Но почему-то мысли настойчиво не хотели лезть в голову. Если у меня вообще сейчас была голова.
— Не можешь припомнить? — спросил незнакомец, — Ничего страшного. Здесь, внутри твоего сознания, мы можем всё посмотреть воочию.
— Ты сможешь показать мне мои воспоминания?
— Нет, это ты сможешь мне их показать. Мы же в твоём мозге, а не в моём. Просто визуализируй себе место, где мы сможем абстрагировано наблюдать за происходящим.
— Как я смогу визуализировать, если даже не могу закрыть глаза?
— Так же, как ты можешь говорить с закрытым ртом. Ибо, фактически, они у тебя уже закрыты и всё что ты видишь — игры твоего испаряющегося сознания. Так что просто перевизуализируй эту картину на иную.
Я попыталась представить место, где можно было бы наблюдать за собственной жизнью со стороны. И представила себе театр. И вот, я уже сижу в кресле, перед небольшой сценой. Рядом, на таком же кресле сидит мой странный собеседник. Он, закинув ногу на ногу, ткнул пальцем в сторону помоста и сказал:
— Ну что, на что посмотрим в первую очередь?
— Предлагаешь выбрать из чего-то?
— Скорее интересуюсь программой.
— Надо понять, наверное, с чего всё началось.
Я попыталась выудить из памяти тот самый переломный момент из моей былой жизни. В тот же момент на сцене появились четыре деревянные марионетки. Вместо лица, к каждой была приклеена бумажка с текстом: "отец", "мачеха", "сын" и "пришлый". Усилием воли я оживила эту странную сцену. Активно жестикулируя, первым "говорить" (его слова просто материализовались текстом прямо в воздухе) начал пришлый:
— Поймите, ваш ребёнок обладает незаурядным талантом, который мог бы пригодиться нашей компании. Мы обеспечим ему прекрасное будущее в дали от местной разрухи. Как я уже говорил, вероятнее всего вы его уже никогда не увидите. Однако, будьте уверены, что он делает благое дело для всего нашего народа. А что хорошо нам, то хорошо и вам.
— Он никуда не поедет! — сказал отец, — Его место здесь, с его семьей. Его задача: восстанавливать мёртвый мир вместе с нами.
Тут в разговор вмешалась мачеха:
— Давай отпустим его. Он здесь лишний. Кроме того, он опасен для других наших детей, потому что он вышел весь в свою мать.
— В тебе говорит лишь ревность. — сказал марионетка-отец.
— Во мне говорит здравый смысл, а вот в тебе только былые чувства к его матери. Ты только поэтому не хочешь отпускать его. Хочешь, чтобы в твоей жизни хоть что-то напоминало о прошлом, что было ещё до того, как случился Апокалипсис. Но былого уже не вернуть, а в настоящем ты же не отправляешь его на смерть. Просто изолируешь его от нас всех. Или ты забыл, как он недавно раскроил лицо нашему общему сыну? Он же и без того постоянно дерётся с нашими детьми!
— У него просто возраст такой. Буйный. Кроме того, конфликтов тут и не избежать, ведь он сильно отличается от своих сверстников. Потому что он просто другой. Он скорее…
— … весь в свою мать. А если он вдруг будет болен теми же идеями, что и она? Ты же не забыл, кто именно устроил Апокалипсис?
— Хватит. Я не хочу это обсуждать. Тем более, что она уже мертва. А о мёртвых либо хорошо, либо ничего. Лучше ты, сынок, скажи что ты на самом деле хочешь. Не стоит отмалчиваться, когда тут решается твоя судьба. Давай, скажи, что ты хочешь остаться дома и мы именно так и решим.
Наконец заговорил сын:
— А разве меня будут слушать? Моё мнение, вроде, до сего дня никогда не учитывалось. Иногда приходилось навязывать его этим болванам с помощью силы. Но раз уж, наконец, у меня решили поинтересоваться, то я выскажусь. Я за то, чтобы свалить с этой засушливой помойки. Я не против того, чтобы жить в семье, но я решительно не могу переносить ваших высвинков и уж тем более её. — он указал на мачеху, — Мне душно и, учитывая, что больше никого во всём мире не осталось. Возможность надышаться появиться у меня только в других мирах. А отправиться в них у меня другого шанса может и не быть. Так что я согласен на это предложение! — сказал он и пожал руку Пришлому.
— Ну если это твоё окончательное решение, то мне нечего возразить. Если ты и правда так похож на мать, то пойдёшь за ним до самого конца. — сказал отец.
С его словами все манекены исчезли, и сцена закончилась. За ней, сразу же началась новая, но марионетки уже были совсем другие. Их всего было около десятка и все, кроме двух, изображали активную работу за столами, которых не было. Да и стулья не были, поэтому "актёры" из моего воспоминания просто сидели на воздухе и активно водили руками по невидимым столешницам. Двое же тех, кто не "работал", а просто стоял рядом, в отличие от прочих имели имена вместо лиц: первым был всё тот же "сын", а второй именовался "главный". Сначала заговорил именно второй, подводя своего собеседника к невидимому столу:
— Мы определили тебя, как младшего сотрудника и твоё новое рабочее место будет здесь, в отделе пространственных исследований! У нас тут как раз новый проект открылся, которому не помешал бы свежий, молодой взгляд.