Тихий омут

— Еще какая-то информация? — с жадным любопытством спросил полу-Дюжин таинственным шепотом, почти воткнув свой поганый аристократический нос Вере в щеку.

— Поправка, — так же таинственно шепнула она ему на ухо. — Насчет Кошельковой слухи не подтвердились. Наоборот, ее, говорят, повышают в должности. Там под дверью сынок мается: мама позвонила, чтобы к ней приезжал, а он не сдал еще. Примите у него побыстрее, мало ли что…

Вера отстранилась от полу-Дюжина, многозначительно посмотрела на него, поджала губы и пошевелила бровями.

— Понял, — посерьезнел полу-Дюжин и тоже пошевелил бровями. — Пусть заходит. Спасибо, Вера Алексеевна.

Вера вышла, прикрыла дверь и поискала глазами Кошелькова. Тот стоял у окна и терзал мобильник. Судя по выражению лица, терзал безрезультатно.

— Кошельков! Эдуард Юльевич сказал, чтобы вы заходили. И перестаньте отвлекаться, там все в порядке.

Кошельков, не выпуская телефона из рук, неохотно пошел к двери, на пороге задержался, оглянулся на Веру и с надеждой спросил:

— Правда, в порядке?

— Правда, правда… Идите уж, что это такое, в самом деле… Сдадите — и дозванивайтесь спокойно. Хоть мать порадуйте.

— Спасибо, Вера Алексеевна, — пробормотал Кошельков и вошел в аудиторию.

Черт с ним, пусть сдаст, — думала Вера, направляясь к ждущим ее студентам. Черт с ним, и с его червячными мозгами, и с его вонючими щупальцами, и с его имиджем красавца-мужчины… Ему всего лет двадцать, наверное, в этом возрасте почти все мальчики хотят быть роковыми красавцами, и мозгов у всех у них примерно одинаковое количество, а уж о качестве вообще лучше помолчим. А то, что щупальца протягивает, — так это родился таким, он в этом не виноват. Или мама так воспитала, в чем он тоже не виноват. Так что черт с ним и с его мамой, не будет она больше им жизнь осложнять, тем более что именно по ее вине пацану достались такие переживания. Но она же не знала, что у его матери диабет… Ч-черт, как плохо получилось.

Вера вошла в свою аудиторию, рассеянно глянула на вскочивших при ее появлении четырех потенциальных отличников и примкнувшего к ним Сайко, сказала: «Садитесь», — и прошла к своему столу. Посидела, помолчала, подумала и ни с того ни с сего спросила:

— Ребята, кто-нибудь из вас шпаргалки притащил?

— Я, — сказала Тамара Авдеева и густо покраснела.

— Зачем? — удивилась Вера. — Ты психологию не хуже Лены Николаевой знаешь.

— Она не для себя, — хмуро буркнул Олег Сайко. — Она для меня старалась.

— Ну и как, пригодились? — заинтересовалась Вера.

Олег промолчал с каменным лицом, а Тамара отвернулась к окну и звенящим от слез голосом ответила:

— Не пригодились! Он не хочет смотреть! И слушать не хочет! Мы ему объяснить хотели… Совсем немножко… Просто напомнить… А он не хочет слушать! Говорит: «Я сам».

— Молодцы, — сказала Вера. — Какой сегодня день странный… День торжества правды и справедливости. Всем — «отлично». Давайте сюда зачетки… Сайко, в чем дело?

— Я на «отлично» не знаю, — упрямо сказал принципиальный Сайко. — Я лучше отвечать буду… Можно?

— Можно, — совсем развеселилась Вера. — Тогда все свободны, а Сайко отвечает на мои коварные вопросы.

Новоиспеченные отличники забрали свои зачетки и не очень охотно покинули аудиторию, все время тормозя без видимых причин и оглядываясь на заметно нервничающего Сайко. Когда, наконец, за последним из них закрылась дверь, Вера задала первый коварный вопрос:

— Олег, а почему тебе психология не нравится? По всем остальным предметам хорошо идешь… Вон, по многим даже отлично. А психологию не учишь. Ведь интересная же наука…

Сайко долго молчал, думал, вздыхал, наконец, решился:

— Да не понимаю я ее. Какая-то странная наука… мутная. Один автор одно говорит, другой — другое. А в учебнике — вообще третье…

— Так-так-так, — оживилась Вера. — Мутная наука, вы подумайте… Один мой знакомый говорил то же самое. А каких авторов ты читал? Честно говоря, я была уверена, что ты и учебник-то вряд ли хоть раз открывал.

— Да нет, — с обидой сказал Сайко. — Я учебник читал, конечно. И еще много всего, что в библиотеке нашел. Я же честно разобраться хотел, понять что-нибудь, правила какие-нибудь…