— Это всё конечно очень трогательно… — я с умилением смотрел на оранжевого, который после рассказа о Куки выглядел как печенька вымоченная в топлёном молоке. — Но… — сделал паузу, чтобы акцентировать внимание. — Что если всё это неспроста? И раз уж не ты, то может это он на самом деле в тебя влюблён?
— Зачем ты всё усложняешь? Мы просто как семья, как братья, не более.
— Допустим. А Юнги? С Юнги мне встречаться можно? Или с ним тоже связана какая-нибудь трогательная история?
— С Юнги? Вообще не представляю, каким должен быть человек, с которым тот сможет ужиться. Не уверен, существует ли он вообще. Подожди, — он замолчал, ошарашенно уставившись на меня. — Ты ведь не… Ты ведь не мог, да? Ты же не втрескался в Юнги? Правда? Я конечно понимаю, холодные и плохие парни цепляют… Но… Неужели после его поступка ты записал его в плохие парни и втрескался?
— Шеф, — я закатил глаза. — Начнём с того, что я не гей.
— Уже слышал. Звучит нифига не убедительно.
— А закончим тем, что если я вдруг и заделаюсь геем, то есть два человека, с которыми я точно встречаться не стану. И один из них как раз Юнги. Так что мой вопрос был просто гипотетическим, не принимай всерьёз.
— А кто второй? Я?
— Чимин.
— Чимин? Какой Чимин? Тот, которому ты минет делал?
— Да не делал я ничего! Не делал! Мне хватило и того чудесного поцелуя в средней школе.
========== 12. ==========
— Постой, — Хосок скорчил задумчивую мину. — То есть ты целовался с парнем, с неким Чимином, но, несмотря на это, продолжаешь утверждать, что ты не гей?
— Тот поцелуй… — я замялся. — Он не значил ничего, кроме моей огромной тупости.
— Но тем не менее он был. А значит… Ты безответно влюблён в этого Чимина?
— Вот ещё! Не хватало мне такого счастья!
— Если не ты, то значит он влюблён?
— Ну да, конечно. Прям в корень зришь!
— Давай, — оранжевый сел прямо на пол, откинувшись спиной на игровой автомат и указал на место рядом с собой. — Садись и рассказывай.
— О чём рассказывать? Мне не о чем рассказывать, — тут же стушевался я.
— О поцелуе конечно. Ну и о Чимине заодно.
Я тяжело вздохнул и задумался, стоит ли вообще рассказывать о таком позорном событии моей жизни.
Это было в средней школе. И это были дофига трудные времена, ибо у меня начались огромные проблемы, просто-таки завалы в учёбе. А всё потому, что кое-кто всё своё время тратил на мангу (каждый расставляет приоритеты в жизни по-разному, что поделать). Меня даже стали вызывать на ковёр к директору, распинаться о том какая же я какашечка и что если я так продолжу, тянуть меня никто не будет, попросту попрут из школы. И вот, когда я, весь такой грустненький, мысленно прощался с этой распрекрасной школой, со своим едва ли не родным вторым домом (враньё, конечно же), нашёлся вдруг дофига жалостливый и милый приятель-альтруист (чёрт его дери), который любезно мне нашептал на ушко, как можно легко и просто решить все мои накопившиеся проблемы. Оказалось, что в нашей школе учился сын директора, которого тот не придавал огласке. Однако несмотря на это, паренёк имел сильное влияние на отца, а потому время от времени вот такие непутёвые ученики обращались к нему за помощью. Но просто так обратиться к нему нельзя, был тайный знак, то бишь… та-дам! Этот самый поцелуй! (Естественно, это не вызвало у меня абсолютно никаких подозрений, вот вообще, целовать так целовать, чё). Ничего серьёзного, просто чмок в губы. И тогда он, мол, без слов поймёт, зачем к нему пришли и даст знать о месте тайной встречи. Этот прекрасный приятель указал мне на якобы нужного парня и отправил в добрый путь (то бишь за смертушкой). Этим парнем оказался Пак Чимин. И нет, он не был сыном директора. И да, он уже тогда прослыл в школе как местный хулиган. Вот только я дальше своей манги ничего не замечал, а потому был совершенно не в курсе, кто там и кем прослыл. И весь такой наивненький и взволнованный я зажал одиноко курящего Чимина за школой. Поцеловал. С тех пор сигареты и этот запах стали мне ненавистны. И да, тогда я схлопотал первый в своей жизни удар. Разбитая губа больше совсем не жаждала встречи с чужими. В тот момент я чувствовал огромное недоумение и обиду, нарастающие в груди, а вокруг слышался нескрываемый смех.
Мне всё же пришлось уйти из школы, перевестись в другую. Но уже не из-за учёбы, а из-за постоянных насмешек одноклассников и издевательств Чимина. А тот измывался надо мной с душой. Старался, как мог. Сломанное ребро до сих на погоду время от времени ноет.
— Ну чего застыл? — Хосок, протянув руку, дёрнул меня за рукав. — Садись.
— Пошли работать, шеф.
— Не расскажешь?
— Мой «любимый» Чимин — не самая лучшая тема для разговора.
— Вот видишь! Любимый!
— В кавычках это. В кавычках! Чего ты к словам цепляешься?
— Да потому, что ты что-то темнишь, — он поднялся с пола.
— Тебе-то какое дело до него?
— Я хочу знать, кому ты там минет делаешь.
— Ащ-щ-щ… Какой нафиг минет? Сказал же. Не делаю! И чего это тебя так зацепило? Хочешь, могу тебе минет сделать? Успокоишься хоть.
Хосок замолчал и заметно напрягся, покусывая нижнюю губу.
— Я вообще-то пошутил, — буркнул я.