Тихий "Омут" и его голубые черти (СИ)

— Да вот, заняться было абсолютно нечем. Дай, думаю, прогуляюсь на свежем воздухе! Гулял, гулял и вдруг совершенно неожиданно наткнулся на бар. Бывает же!

— На тебе вчерашняя одежда. Не ночевал дома? — он выглядел обеспокоенным. — Что-то стряслось?

— Всё чудно. Просто надел то же самое. Разве это запрещено? — фыркнул я и подхватил пальцами из его миски лапшу, отправив её в рот.

— Голоден?

Я закивал, и Хосок тут же подорвался, скрывшись на кухне. Вернулся он оттуда минут через пять с ещё одной миской рамёна.

— Приятного аппетита, — поставил её передо мной и положил рядом палочки.

— Ты чудо, — улыбнулся в ответ я и принялся за еду. — А где Юнги? — поинтересовался, когда миска наполовину опустела.

— Ушёл со счетами, кажется, разбираться. А то нам уже грозятся электричество отрубить.

— Я только вчера узнал, что бар принадлежит ему. А ведь я звал тебя шефом, почему ты не сказал ни слова против?

— Просто мне нравилось, что ты меня так зовёшь. Да и я для этого бара сделал больше, чем этот чёртов Мин. Так что вполне заслуживаю побыть шефом.

— Как так вышло, что ты вообще связался с Юнги?

— А тебе правда интересно?

— Очень. Это ведь ошибка всей твоей жизни. А чужие ошибки — это так увлекательно.

— Эй, — он рассмеялся. — Не такая уж и ошибка. Юнги хороший. В глубине души.

— Угум, что-то его душа уж больно глубокая, раз так тяжко рассмотреть там чё-то хорошее.

— Может и так, — не стал спорить. — Мы с ним познакомились, будучи учениками старшей школы, — Хосок задумчиво уставился в окно, за которым потихоньку начинал моросить дождь. — В тот день я был очень обижен и зол. Ещё в раннем детстве, когда мне было лет пять, меня оставила мама, а отца я и вовсе не знал. Жил я с бабушкой. Она растила меня с большой любовью, но всё равно не могла заменить родителей. Я скучал. А потом она пришла. Моя мама. Заявилась с извинениями двенадцать лет спустя, говоря о том, как она уже давно хотела вернуться, но не могла, потому что ей было стыдно, — лицо Хосока помрачнело, и я уже засомневался, стоило ли мне затрагивать эту тему. — Но я не обрадовался, — продолжил он после паузы. — Она вернулась, как я и мечтал, но я был лишь зол и обижен на неё. Обижен, что она пришла так поздно и что вообще посмела явиться после того, как бросила. Я совсем не хотел принимать её обратно в семью. Тогда тоже был дождь, как сегодня. И я шёл без зонта и плакал, пока не пришёл к реке и, спустившись к самой воде, сел на камни. За собственными слезами, я даже не сразу заметил, что неподалёку тоже сидел парень. И он тоже плакал.

— Юнги? Это был он? — я слишком удивился плачущему Юнги, чтобы промолчать. Даже лапшой едва не подавился.

— Да. В тот день были похороны его родителей. Они погибли в автокатастрофе, а Юнги остался на попечительстве тёти, которой было абсолютно плевать на проблемного подростка. Тогда мы немного поговорили с ним, и мне стало ужасно стыдно. Ведь его родителей уже было никак не вернуть, а я посмел плакать от того, что ко мне вернулась мама. После этого я помирился с ней, хоть и не простил её полностью и по-прежнему остался жить с бабушкой. С того дня я стал упорно набиваться Юнги в друзья. Я… даже не могу объяснить, почему я так делал. Мне казалось это правильным и… необходимым, что ли. Юнги не выходил из своей комнаты, сутками спал, пропускал, естественно, школу и практически не ел. Он был похож на живой труп, разбрасывающийся время от времени ругательствами. Я, как идиот, продолжал приносить ему еду и пытался растормошить его. Прибирал в его комнате и заставлял идти в душ. Даже пачки сигарет таскал ему, которые он скуривал моментально. Мне не нравилось, что он так много курил, но он говорил, что ему это необходимо, и я не мог отказать. Сколько я от него наслушался в то время… - Хосок сморщил нос. - Сколько раз он посылал меня, оскорблял, унижал… А я всё равно приходил. Как верный пёс. Приходил и улыбался, терпя его ворчание, недовольство и вечную язвительность. Я был твёрдо уверен, что он нуждается во мне, что бы он мне ни говорил. В любом случае, в итоге же я это сделал, растормошил его и вытянул из-под одеяла. Он даже курить бросил. И с тех пор вообще не терпит всё, что с этим связано.

— Видимо, на жизнь вперёд накурился, — хмыкнул я.

— Да, наверно.

— И что дальше?

— Закончив школу, он продал родительскую квартиру и съехал от тёти сюда, в «Омут», который ему тоже достался от родителей. Я к тому времени нигде не преуспел. За спиной были только проваленные прослушивания. Так что я согласился помочь ему здесь. Хотя и «Я открываю „Омут“, и ты там будешь со мной» не очень-то было похоже на просьбу, — Хосок улыбнулся воспоминаниям. — Мы вместе пережили трудные времена, и бар открывать тоже было нелегко, долго работали в убыток. Но именно благодаря этому мы так сблизились.

— И почему ты его терпел, если он был так груб с тобой?

— Говорю же… Что-то тянуло меня к нему. Наверно, я просто очень сострадателен.