Тихий Омут и его обитатели

Мотя торопливо выстучал на клавиатуре и отослал Степаниде этот самый важный для него вопрос, и на этот раз ответ пришёл практически немедленно. «Нюра давно тебя ждёт и обязательно признает, не сомневайся, — писала ему ведьма. — Отправляйся, мил человек, за своей новой судьбой, ну а мы теперь в расчёте. Бесплатно больше не беспокой!».

Конечно же Мотю тут же начало мучить любопытство и про "территорию расселения", и про "количество любовниц в зависимости от сезона", которых Степанида ему так щедро наобещала. Однако благоразумная бережливость любопытство победила. Дорога к только что обретённой бабушке предстояла дальняя, отпуск в ресторане придётся брать за свой счёт, опять же следовало привезти родственнице подарки. Поэтому Мотя вздохнул, отключил свой ноутбук и постарался уснуть, хотя после таких новостей сделать это было нелегко.

Зато сон потом пришёл самый любимый. Разлилось и потянулось до самого горизонта зыбкое и прекрасное в своём уединении пространство. Заиграли солнечные блики на поверхностях водных оконцев, раскрывшихся посреди травы или пушистого мха, замелькали в воздухе стремительные синие и красные стрекозы, охотившиеся за комарами и мошкой. Но Мотя, вдруг ставший маленьким мальчиком, на тех стрекоз не смотрел. Его очень занимали высокие жёлтые цветы, растущие в тёмной воде, подходить к которой было боязно.

— Тот цветок зовётся водяной касатик, — объясняла Моте-мальчику очень бледная молодая женщина, погружённая в тёмную воду по пояс. — А я твоя мама. Принеси мне цветок, и мы всегда будем вместе.

Женщина принималась манить к себе маленького Мотю, обещая приласкать и поцеловать, из-за этого Мотя-большой всякий раз просыпался в слезах. Дотянуться во сне до прекрасного жёлтого цветка не получалось, и всё равно сновидение было любимым из-за свидания с мамой.

***

Поездка к бабушке в деревню обернулась настоящим путешествием. Полных двое суток Мотя ехал на поезде, не отлипая, как ребёнок, от окна и, наконец, сошёл на богом забытом железнодорожном километре, где не было даже платформы. Зато совсем рядом обнаружилась старая, уже сильно заросшая травой дорога, уводившая в практически голую, с редкими кустами и деревьями пустошь. И Мотя отшагал по этой дороге немало часов, лишь раз увидев какое-то разрушенное строение, выглядевшее особенно дико на фоне безлюдных просторов.

Меж тем обширная пустошь всё понижалась, скатываясь в широкую низину. Дорога под ногами уже еле угадывалась и в какой-то момент словно растворилась, поглощённая признаками болота. Земля то пучилась травяными кочками, то сыро проминалась, а кое-где и хлюпала, превратившись в топкую грязь, но городской житель Мотя, удивляясь самому себе, всё шёл и шёл вперёд, чувствуя вместо усталости непривычную бодрость.

Не испугался Матвей и густого тумана, который возник ниоткуда и быстро разлёгся по низине с болотом. Как только глаза парня перестали видеть дальше собственного носа, в голове словно включился уверенный навигатор, предложивший продолжить путь. И Мотя, радостно хохотнув, бодро пошлёпал сквозь молочную пелену, ощущая особый восторг, когда почва под ногами принималась колыхаться, как батут.

Выйдя, наконец, из тумана, парень обнаружил себя уже не на болоте, а на кривой замшелой улочке тихой деревеньки.

Поздние сумерки перешли, оказывается, в ночь, но в старых домиках местных жителей не светилось ни одно окно. Не лаяли во дворах собаки, не бормотали за стенами жилья телевизоры и приёмники, и это парня опять же не озадачило, а отчего-то восхитило. Видимо его уши и нервы требовали такой вот ласковой тишины.

Чтобы насладиться ею, а заодно передохнуть, Мотя присел на первую попавшуюся лавочку. Но не пробыл в одиночестве и пяти минут, как на улице стали появляться и прогуливаться девушки.

Источающая сладкое томление луна осветила их бледные, до прозрачности, лица, длинные распущенные волосы и странные наряды, состоявшие из цветов, листьев кувшинок и травы.

Девушки плавно дефилировали вдоль улицы туда и обратно, и ни одна из деревенских красавиц так и не заговорила. Зато каждая бросила на парня до того призывный, полный чувственной тоски взгляд, что весьма смущённый Мотя вдруг почувствовал в собственных штанах восставший столбик.

— Девоньки наши очень уж по ухажёрам скучают, — прошелестел вдруг за спиной парня умильный голосок. — Вот и не утерпели, понабежали. Правда ведь хороши?

— Все как одна! — горячо подтвердил Мотя, поворачиваясь на голос.

Позади лавочки стояла сухонькая и очень морщинистая, но с живыми весёлыми глазами старушка, которая светло ему улыбнулась и заговорила опять:

— Коли бы дочь мою увидел, совсем бы ты, парень, сомлел. Только не придёт сюда дочка, на меня сильно сердится.

— Бывает, — посочувствовал старушке Мотя. И тут же вернулся к разговору о девушках. — У вас в деревне фольклорный праздник?

— С чего так решил?

— Ну так девушки очень странно одеты… раздеты, — пролепетал Матвей, внезапно обнаружив, что под травяными юбочками обольстительниц нет белья.