Тихий омут (СИ)

- Как ты называешь меня: «Кааать… Катюша… Меня так никто не называл! Папа – Катюха, мама – Катенька, Колька – Пушкарева… А ты – Катюша…

-Кать…- в порыве нежности и благодарности он крепче сжал ее, - Катюш… Что же ты раньше молчала? Я бы только так и звал тебя…

- Ты и так почти всегда так зовешь. А я тебя ласково не называю. Все Андрей, да Жданов…

Как ты хочешь, чтобы я звала тебя?

- Все равно! Хоть Андреем Павловичем – главное, ты люби… Люби меня!

- Я люблю. Очень! И всегда буду любить. Ты даже не сомневайся! Пока я нужна тебе. Пока ты со мной. И даже если…

- Никаких «если» не будет! Не думай даже! Я тебя не разлюблю, и тебе не позволю… не дам… постараюсь…

Разговор становился чересчур велеречивым, это могло вызвать недоверие к сказанным словам, и она, интуитивно чувствуя это, снизила планку, перевела его на обыденный уровень.

- Андрей, пойдем спать. Завтра тяжелый и хлопотный день.

- Пойдем, Катюш. В спальне договорим… Без слов…

========== Ольга ==========

Ольга.

Тесто упруго пружинило под рукой и «вздыхало». Сначала жалобно и недовольно, а потом – удовлетворенно-радостно. Она и сама так вздыхала – в начале, когда только затеяла печь пироги, печально охала, и даже прослезилась. А потом успокоилась, не думала больше, что пироги на помин души Павла, а будто как прежде пекла для него, на праздник или просто к ужину.

Она давно ничего не пекла – зачем это для себя одной? Кусочек съешь с удовольствием, а остальное приходится доедать через силу – не выбрасывать же.

Сомневалась, начиная месить тесто: получится ли? Но руки не забыли! Хорошее получилось тесто – живое. Она еще помяла его, перебросила пару раз весь ком с руки на руку, похлопала, как ребенка по попке, и оставила в квашне подниматься.

Квашенка у нее настоящая - глиняная, расписная. От матери досталась. Единственная вещь, которую она взяла из дома родителей, когда их не стало. Не тащить же их нехитрые пожитки из деревни в город! Там они не пригодятся. Раздала все по соседям, а квашню взяла на память.

Испекла, как и положено для поминок, три пирога: с рыбой, с капустой и сладкий, с яблоками и курагой.

Завтра полгода, как Павла не стало… Она вздохнула опять, но не горестно – с возрастом по-иному относишься к утратам, тем более – к закономерным. Мог бы, конечно, Паша и еще пожить – хотя бы лет до восьмидесяти. А чего бы ему не жить? Всего у него было в достатке, мог позволить себе и отдых и лечение дорогое… Но, как говорится, от судьбы не убежишь. Видно столько ему на роду было написано. Да и сердце… Оно у него всегда слабое было, а он не берегся, не щадил себя, растрачивал его на всякие волнения: бизнес, карьера. Да на тех же женщин! Любить на стороне, тайно от семьи – не легкое занятие.

Пироги удались на славу! Красиво румянились, по очереди захаживая в духовку, блестели хрустящей корочкой, смазанной маслом, издавали такой аппетитный запах, что голодному лучше и не чуять – задурманит голову!

Так было в молодости, когда они только начали жить вместе – она приносила пироги из столовой, пекла сама по выходным – и вкусно, и сытно, и не дорого. А он приходил из института и набрасывался на них…

«От одних запахов голова идет кругом», - говорил …

Вот и сегодня она пекла для него. Может быть в последний раз…

Официальные поминки будут завтра, в ресторане. И ее пригласили, но она не захотела пойти – там будут речи, тосты малознакомых людей, говорящих правильные слова, но без волнения в душе. Какие же это поминки? А дома можно просто смотреть на его фото – еще молодого, других фотографий у нее нет, - и вспоминать… Это и есть «поминание» в ее понятии.

А пироги она завтра отнесет в Зималетто. Пусть помянут те, кто Павла помнит, кто работал при нем.

Мало осталось таких. Только Мария. Света, да Пончева

Татьяна заменила ушедшего на пенсию Георгия. Светлана сама уже в предпенсионном возрасте, но она и на пенсии будет работать – детей нужно учить, а это недешево. На помощь бывшего мужа она уже и не надеется. Он все «ищет себя», не до детей ему.

А Тропинкина по-прежнему на ресепшине, на телефоне. Воропаев ее секретарем не взял, принял молодую, в своем вкусе: безропотную и безголосую. А Машка – она ведь за словом в карман не полезет! И молчать не будет, если что…

Скучно Марии без подружек. Женсовет распался – Амура живет за границей. В свое время познакомилась по Интернету с иностранцем, замуж вышла и уехала к нему. Разошлась через пару лет, а жить там осталась.

Шурочка домохозяйкой заделалась, детишек воспитывает – трое их у нее, - и мужа борщами кормит.