Тихий омут

Постепенно в его голосе появилась злость. Это очень хорошо, пусть разозлится и уедет.

Я открыла дверь кабинета

— Чертова ведьма, — крикнул яростный голос сзади, и замерев на мгновение, я бросилась по коридору бегом. Я мчалась по улице, прямо по лужам, до самого дома, по лестнице, и остановилась только в своей комнате.

На меня навалилось все сразу. В голову пришли мысли что теперь надо как-то жить. Жить с тем что у меня осталось, моя мама, это очень много. И без него. Но нет, сейчас я не буду думать ни о чем подобном. У меня большой опыт откладывание проблем на потом, тут главное о них просто не думать.

Я включила музыку. Пелагею, ее альбом был одним из первых подарков брата, когда он только начинал меня задабривать после переезда в Канаду.

Переезда в Канаду… Брат… В голове складывалась мозаика. Ноутбук Ильи стоял как всегда на столе, где я писала ему письма. Усевшись перед ним я стала просматривать архив почты. Вот оно, конечно же. Письмо когда мама попала в больницу. Он просит меня присмотреть за ней, и продержаться до осени, там у него начинается контракт на новом месте и он сможет забрать маму к себе. И меня, если я захочу.

— Подумайте, — пишет Илья. — Тут очень много русских, вы не будете чувствовать себя чужими. Здесь вообще со всем проще, выучишь язык и будешь жить, как нормальный человек.

Помниться я упоминала маме об этом, но она только рассмеялась.

— Хочу умереть здесь, — отрезала мама и каждый раз когда она бьет ниже пояса, упоминая о своей смерти я сразу же отложила разговор на потом.

Переезд. Окончательно и бесповоротно, да еще на другой континент. И чем мне это поможет? Разве что психиатрические больницы там более благоустроенны и отношение к больным более гуманное. Я вдруг поняла, что думаю о больнице как о неизбежном. Всего лишь вопрос времени, просто потяну пока мама одна, но избегать этого вечно все равно не смогу — сил уже не хватает.

А теперь, когда и Кирилла рядом не будет… Нет, об этом думать не буду.

Я поменяла диск на сборник женского вокала, который сама составила когда-то. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.

Следующие три дня я не выходила из комнаты, лежала целый день на кровати, слушая вперемешку все подряд музыку, которую только смогла найти в своих запасах.

— Странно, — говорила мама, трогая мой лоб — температуры нет, кашля нет, голос нормальный. Ты точно простужена?

Я молча кивала.

— Ладно, отдыхай, — говорила мама, выходя из комнаты. Я не чувствовала времени. Больно было только если начинала дышать, почему-то тогда грудь как железом охватывало, так что выдохнуть невозможно. Так что я не столько дышала, сколько ухватывала кислород маленькими кусочками. Лежать было легко, тело не требовало движений. Наоборот, когда мышцы напрягались становилось тяжелее. Может оттого, что рядом нет тепла другого человека. Не маминого, а тепла другого вида. Мужского.

В субботу я проснулась совсем другая. На лице была улыбка, немного бессмысленная, какая-то пустая. В голову полезли мысли — я сосредоточено решала что съесть на завтрак, как будто это было важно.

Я умылась, почистила зубы и оделась. Я причесалась.

Мама встретила меня как ни в чем не бывало. Неужели ничего во мне не заметила? Странно как бывает, твоя жизнь ломается и катит в обратную сторону и кажется у тебя на лице написан ужас от движения назад, а проницательная мама ничего не видит.

После завтрака я помогла маме с уборкой. А потом несколько часов смотрела телевизор. Сегодня в моей голове возникало много интересных вопросов — как под столом появилась пыль, всего за неделю. Как она скапливается? Я обдумывала вопрос возникновения пыли, пока не пришла в себя от маминого вопроса, почему я уставилась в одну точку и застыла?

Почему в рекламах все так счастливы? Я видела их лица, это было нелепо — ощутить счастье оттого что купил зубную пасту определенной марки. Рядом с ними счастливые лица детей — разве они не самый серьезный повод испытывать радость? Неужели паста важнее?

Сквозь раздумья я слышала, как мама что-то спрашивала, и отвечала ей почти всегда быстро и правильно. Инстинктивно. Часто вспоминала, что надо как-то готовиться к разговору о переезде к Илье и пыталась подобрать убедительные доводы за.

Как там Илья? Как часто он проверяет почту, когда ждет письмо от нас? Какая у него погода за окном, светил ли солнце? Какой там в Канаде ветер, такой же как у нас?

Краем уха я услышала звонок в дверь. Надо написать Илье, спросить, как именно будет происходить переезд, какие будут нужны документы, но только не сегодня, пока я не была к этому готова.

— К тебе пришли, — раздался над ухом довольный мамин голос. Я повернула голову и увидела Кирилла. Он был хмурый, но выглядел очень настойчиво, как будто твердо что-то решил и отступать не намерен.

— Я на кухне, — мама посмотрела на нас поочередно и ушла. Чтобы оставить нас одних, разумеется.

Я смотрела на Кирилла. В голову медленно лез очередной вопрос. Почему он сегодня в рубашке? В футболке ходить куда удобнее, когда на улице +30. А вот когда одеваешь рубашку, да еще на пуговицах. Хотя… причем тут пуговицы?