Тихий омуток (CИ)

         Одернуть зарвавшегося мента не проблема, но Гульфик перестал бы себя уважать да и заскучал, если бы  решал подобные проблемы окриком.  Вампир предпочитал исподволь подвести собеседника к  желанию самого себя озадачить и  активно поставленную задачу выполнить.  Манипулированье людьми и братьями-вампирами Гульфик давно превратил для себя в игру. Мысленно ставя себе "зачет", когда сумел "опустить" многих: "Чем больше народу утопчешь ногами, тем выше будешь стоять и дальше видеть"; или немногих, но "высоких" людей, -- качество в приоритете.

               Гульфик оставил джип на обочине, рядом с иномаркой мента, и по узкой тропинке, спустился на берег речки Вонючки.  У самой воды уже топтал грязный песок потеющий от жары, обиды, волнения  и толстой прослойки подкожного сала Витюха. Гульфик достал сигарету, жестом попросил огня.  Витюха щелкнул зажигалкой и сразу заговорил,  выплескивая обиды, перечисляя врагов и их происки, расписывая собственные достоинства, добродетели и заслуги. Гульфик не прерывал. В его играх с подчиненными ценилось каждое слово. Чем меньше потрачено слов, тем ярче победа.

 -- … Даже крупные преступления не регистрируем:  меньше преступлений, лучше профилактика, еще лучше статистика, а с ней и доблестная работа правоохранительных органов… -- горячо убеждал Витюха.  Гульфик  поощрительно положил на его плечо руку, и Витюха «поплыл». – Да, нечего мне с Коляном делить, у каждого свой участок работы,  отпущу его.  Палваныч сочинил справку о самоубийстве. Есть, чем задницу прикрыть, а девчонке  объясним, мол, ошиблась. Мои ребята умеют объяснять.  Обидно, --  Витюха часто заморгал, и на жестких белых ресницах мелькнула слеза. --  Кирюхино кресло освободилось. Нет, я не претендую, но для приличия предложить можно?

          Гульфик  слегка улыбнулся и обещающе кивнул. Сделал строгое лицо, взглянул пристально Витюхе в глаза  и сжал кулак  на уровне плеча в традиционном приветствии  Южно-Американских революционеров  «Но пасаран!».

           Окрыленный Витюха-мент втянул сколько смог живот, вздернул все три подбородка, демонстрируя готовность к свершениям. Гульфик наслаждался, без слов подавив взбрык оппозиции. Осталось закрепить, украсить победу шутовским спичем на вольную тему, оторваться в красивой трепотне, якобы, исполненной внутреннего смысла.

     Гульфик наклонил голову немного вбок и вниз, строго и напористо уткнул взгляд в свиные глазки мента и тихо, проникновенно, постепенно возвышая голос, заговорил:

 -- Важность решаемых тобой, Витюха, задач на современном этапе развития Российской государственности  трудно, невозможно переоценить. Ты охраняешь не ведра, тряпки, шкафы, диваны, телефоны и прочий ширпотреб. Ты стоишь на страже у основания всего существующего строя -- частной собственности. Бережешь покой капитализма, добытого для нас вурдалаками, вампирами и упырями столь высокого полета, что даже у меня падает шляпа, когда пытаюсь разглядеть их в вышине. Частная собственность, назовем ее с больших букв -- ЧС, -- основа основ рыночных отношений, в которых человек человеку -- волк, враг и вурдалак, и, в которых мы вампиры чувствуем себя, как рыба в воде. У русских было мало идей, но верили они в них крепко. Привязав человеков к вещам и деньгам, мы разделили их, заменили немногочисленные идеалы на один  --  деньги, а теперь властвуем и пьем их кровь. Иди и мужественно выполняй свой долг, Рыцарь Кровавого Братства.

     Гульфик сунул правую руку  между пуговиц пиджака, отставил ногу  и долгим взглядом проводил  карабкающегося на высокий берег к оставленной на дороге машине мента. Потом присел на обломок бетонной плиты, швырнул плоский камень «блинчиком».

 -- Раз, два, три…  семь.  И, неплохо.  «Бросая камни в воду, смотри на круги, ими образуемые,  иначе такое кидание будет простой забавой.»  Было время, развлекались.  Чиновника выдумали из Пробирной палатки. Жорик-Мнимозина, спившийся в русском критике,  по  Европам слонялся,  вселившись  в тамошнюю Варю-Аврору. Надо будет спросить, мужчиной или женщиной ощущал он себя в Жорж Санде.  Должностями не дорожили, и приходило как-то само: звания, награды. Пожалуй, на определенном этапе  следует побыть романтиком, идеалистом: гулять, так гулять; любить, чтоб сердце звенело; драться -- кулаки в кровь. Быть глупым и бесконечно счастливым от своего бездумного существования. А вот мудрость и счастье мало совместимы. И плевать на "мудрость" и "рационализм". Дурак, но счастливый. Жалеть не нужно. Как не нужно жалеть солдата, рванувшегося из окопа и сраженного пулей, каскадера, погибшего в борьбе с парашютом, канатоходца, свалившегося из-под циркового купола. Люди, погибающие в момент наивысшего душевного подъема, выше жалости толпы. Тогда нам свойственно было идти на обострение, поэтому спорили, скандалили, воевали. Желание "отточить" ситуацию -- залог развития. Умирали молодыми.  Стоп!