Платочки были четырех цветов: зеленого, голубого, янтарно-желтого и бежевого. Ни у кого в деревне таких нет, только у Эсме. Никто не мог по ошибке обронить его в беседке. Подходящий способ устроить сопернице большие неприятности: если ее и не отправят в тюрьму, то по крайней мере ей придется убраться из деревни.
Подходя к Форд-хаусу, Мириэл все еще была поглощена этими приятными размышлениями. Если бы кто-то наблюдал за ней, он мог бы заметить, как девушка, помедлив минуту-другую, резко повернулась и пошла по тропинке, ведущей через заросли кустов к лужайке перед домом.
Ах, какая хорошая мысль и какая своевременная — другого случая может и не представиться. Чем раньше носовой платок окажется в беседке, тем лучше. Пусть пролежит всю ночь и как следует отсыреет, а отнести его туда дело нескольких минут. В руке у нее был фонарик, но Мириэл старалась пользоваться им как можно реже. Сквозь облака пробивался свет луны, а дорогу к пруду она нашла бы и с закрытыми глазами.
Добравшись до беседки, Мириэл включила фонарик, выбирая, куда лучше подбросить платок. Надо, чтобы нашли его довольно быстро, но так, чтобы это не вызвало подозрений. Положив наконец платок в подходящее место, она выключила фонарик и подошла к краю пруда — в нем отражалось небо, и отраженные звезды казались ярче, чем на небе. Свет невидимой луны усиливался водой, которую окружали темные кусты изгороди. Где-то далеко пролетел самолет, но Мириэл не обратила на него особого внимания — в Ледбери есть аэродром и потому к взлетающим и садящимся самолетам обитатели Форд-хауса уже успели привыкнуть. Этот самолет летел низко, и шум его казался девушке вполне обычным, но не позволил услышать другие звуки и заметить движение у себя за спиной.
Движение и звук шагов. Впрочем, она все равно вряд ли бы их услышала, поскольку плиты дорожки поросли мхом.
Мириэл уже предвкушала триумф.
Удар сзади оказался для нее абсолютной неожиданностью.
Глава 29
Мэри Лентон сидела в темноте и ждала. Не так уж трудно было открыть дверь в комнату Элли — к ее замку подходили еще как минимум три ключа. Мэри вошла в комнату, зажгла свет и увидела, что с кровати даже не снято покрывало. Занавески были незадернуты, а окно открыто. Мэри выключила свет. Они с мужем уже осмотрели весь дом, но Элли так и не нашли, а поскольку входная дверь была заперта на замок, а окна первого этажа закрыты изнутри на задвижки, у миссис Лентон практически не осталось сомнений, что Элли покинула дом через окно. Когда она будет возвращаться, в комнате не должно быть света, чтобы девушка не побоялась войти. Мэри вышла на лестничную площадку и сказала Джону:
— Ее там нет, и она даже не раздевалась. Скорее всего, она спустилась вниз по старой груше.
Она никогда прежде не слышала, чтобы в голосе мужа звучал такой гнев:
— Значит, когда она вернется, она обнаружит, что мы ее ждем.
— Джон, только не ты.
— Почему не я?
— Потому что ей будет… очень стыдно.
— Надеюсь, что так. Не тот случай, чтобы деликатничать.
Они говорили, понизив голос, будто в пустой комнате кто-то мог их услышать. В конце концов Мэри Лентон сумела настоять на своем.
Джон вернулся в свой кабинет, расположенный на первом этаже в другом конце дома и занялся написанием писем и энергичной уборкой на письменном столе, желая дать выход праведному негодованию. Спальню он оставил жене, но та не решалась лечь спать, не веря в то, что, когда Элли вернется, Джон не изменит своего решения и не выльет на нее весь свой гнев.
Мэри Лентон сидела в темноте. Произошедшее невероятно, но ей придется поверить в это. Она припоминала всю жизнь Элли, которая была на пять лет ее младше. Мэри помнила ее хорошеньким младенцем в коляске, хрупкой маленькой девочкой, такой послушной и старательной, потом — болезненной девочкой-подростком, слишком слабенькой для буйных игр и дальних прогулок со сверстниками. И вот Элли вылезает в окно и спускается по ветке дерева, чтобы встретиться с мужчиной, — нет, это не укладывалось у Мэри в голове.
Она сдвинула стоявший у окна стул к самой стене, чтобы Элли, когда вернется, не заметила ее до тех пор, пока не спустится в комнату. Это был тот самый стул, на котором Элли сидела, наблюдая за дорогой из Форд-хауса. Мэри была настолько подавлена, что даже не ощущала течения времени — никогда раньше ей не приходилось видеть мужа в таком гневе. Его дом — дом деревенского викария, который должен быть примером во всем, стал темой для пересудов! Его семья, Мэри и его дети оказались замешаны в низкой интрижке! В подобных случаях нет и не может быть места для жалости, и Элли пусть на нее не рассчитывает!