Тихий уголок

И вот он затянул пояс халата вокруг своей тонкой талии и зашагал по траве, пока не почувствовал, как сыплется и шуршит под его тапочками гравий Сентрал-авеню. Затем направился вдоль длинной дороги, стараясь по привычке как можно меньше шуметь. Луны не было, и ничто не освещало путь, но мистер Ребек шёл вперед с уверенным видом человека, который знает, что делает, и всё равно отказался бы от лунного света, как от чего-то ненужного. Он это и сам осознавал. «Как это удивительно – чувствовать себя компетентным, – подумал он. – Каждый человек должен знать что-нибудь в мире так же хорошо, как я – эту дорогу. Она так срослась со мной. Я мог бы не сбиться с пути, даже будь я пьян или ослепни. Но я хотел бы, чтобы кто-то мог меня видеть. Я хотел бы иметь возможность кому-го показать, как хорошо я умею ходить по этой дороге посреди ночи…» И это, конечно же, заставило его подумать о миссис Клэппер. Он бы всё равно о ней вспомнил, но ему доставляло куда больше удовольствия, когда она постепенно проникала в его мысли, о чём бы он ни думал. Это выглядело как-то естественнее. Миссис Клэппер решила, что он ненормальный. Она говорила ему об этом каждый раз, когда они виделись. Любой человек, который живёт на кладбище, как она ему сказала, не только ненормален, но ещё и отличается крайне дурным вкусом. Что за место для приёма гостей, которые к вам приходят! Как он получает почту? Что он делает зимой? Может ли он хотя бы иногда принять ванну? Что он ест? Последний вопрос привел почти к полной дискредитации мистера Ребека. Он начал было рассказывать о Вороне, и тут же осознал, что доверие миссис Клэппер к нему до сих пор простиралось довольно далеко, но улетучится при малейшем упоминании о зловещей чёрной птице, приносящей ему еду. И поспешно заменил Ворона старым-старым другом, товарищем детства, который поддерживал его, снабжая едой из уважения к минувшим годам, когда они вместе росли. Он об этом очень убедительно рассказал и захотел, чтобы это было правдой.

На миссис Клэппер это не произвело впечатления. Она фыркнула.

– Значит, друг? Как же вышло, что он не сказал: «Идём ко мне домой, я готов тебя приютить?» Что же он за друг, а?

– Я и думать не смел чего-то такого от него требовать, – сказал мистер Ребек, весь подобрался и сурово посмотрел на неё. – У меня, в конце концов, есть какая-то гордость…

– Ого-го, – иронически хохотнула миссис Клзппер. – У вас, оказывается, есть гордость. Гордый псих. Вы взгляните, как он передо мной сидит – прямо как генерал. Ах, Ребек, вы такой Schmuck. [ 10 ]

Но прошло три недели после того, как он открыл ей свою тайну, и она часто приходила на кладбище. И теперь по вечерам он подолгу сидел на ступеньках мавзолея, ожидая её прихода. Впрочем, недавно начал и на дорогу выходить, чтобы её встретить, потому что Сентрал-авеню бежит от ворот вверх по склону, а миссис Клэппер – создание, не очень-то приспособленное карабкаться в гору. Кроме того, он ловил себя, что в нетерпении ждет момента, когда она его заметит (а он всегда замечал её первый), махнет рукой и закричит: «Эй, Ребек! Это я, Клэппер!» В приветствии этом не было ничего заготовленного заранее, несмотря даже на то, что оно всегда оставалось тем же. Он чувствовал, что она рада его видеть и хочет убедиться, что и он её заметил. Что касается его, то бурные крики заставляли его почувствовать себя кем-то настоящим – человеком, который достаточно шумит, чтобы его узнали, приветствовали и назвали ненормальным.

«Человек постоянно ищет тождественности, – думал он, шагая по гравийной дорожке. – У него нет настоящих доказательств собственного существования, если не считать реакции других людей на этот факт. И вот он внимательно прислушивается к тому, что люди о нем говорят друг другу, хорош он или плох, потому что это означает: он живёт в том же самом мире, что и они, а все его страхи насчёт того, что он невидим, несостоятельны, что у него отсутствует некое таинственное измерение, которое присуще другим – беспочвенны. Вот почему людям нравится иметь прозвища. Я рад, что миссис Клэппер знает, что я существую. Её следует считать за двоих или за троих обычных людей».

Дорога расширялась, дойдя до чего-то вроде мощёной дельты, с одной стороны от которой светился одинокий огонек сторожки. Прямо напротив сторожки, примерно в 30 ярдах, громоздилось во тьме куда более впечатляющее сооружение – уборная. Сама дорога бежала дальше к обрамлённым башенками воротам, запертым ныне на висячий замок, как всегда после пяти часов вечера. Мистер Ребек отвел от них взгляд. Он никогда не смотрел на ворота, разве что случайно.