Тихий уголок

– Я не могу ей помочь, – он сказал это очень громко и огляделся вокруг. Насколько простирался его взгляд, нигде никого не было. Он подождал с мгновение, как если бы надеялся, что кто-то собирается на него напасть. Затем повернулся и опять зашагал к вершине пригорка по высохшей грязи бегущей туда дороги. Один раз он оглянулся и увидел глубокие шрамы, которые прорыл в земле тяжёлый грузовик. Когда снова пойдёт дождь, они наполнятся водой, а там потянется неделя за неделей, и всё забудется.

Но он не мог изгнать из своих мыслей Лору. В тот миг, когда он расслабился, когда выбросил из головы всё, чтобы подумать о том, какой сегодня хороший день, она вернулась, и словно факел зажёгся посреди его сознания. Он отвлекся было, восхитившись красотой каких-то цветов, но она снова вернулась – и теперь она была ещё прекрасней со своими тёмными волосами, в сером платьице и с глазами цвета умирающей зимы. И повторила: «Не получается. Извини, Джонатан».

– Я тут ничего не смог бы сделать, – сказал он ей. – Я – не тот человек, которого надо просить о помощи. Или ты предпочитаешь, чтобы я обещал тебе помочь, а затем разочаровал тебя? По крайней мере, я – достаточно мужчина, чтобы отдавать себе отчёт в собственной слабости. Далеко не каждый для этого достаточно честен.

Лора ничего не сказала. Вместо этого она тихо отступила на задворки его разума, где и осталась, мерцая в тени. Он снова сказал ей, что она только тратит время и причиняет ему боль своими уговорами, но она не ответила.

Даже поезда умолкли. Неподалёку была наземная железная дорога, она обегала кладбище с одной стороны, а с другой проходил туннель метро. И поэтому мистер Ребек воспринимал поезда как барьер, отделявший его от города. Ему нравился их шум. Ночью, в зыбкие минуты перед тем, как он засыпал, гулкий стук колёс и кошачьи вопли свистков давали ему возможность почувствовать себя менее одиноким. Он знал наизусть расписания и понимал, что прошло слишком много времени с тех пор, как он слышал, что мимо проходит поезд.

«Лора остановила поезда, – подумал он. – Или, по крайней мере, заставила их двигаться бесшумно, чтобы я мог свободно сосредоточиться на чувстве вины». Он знал, конечно же, что это – неправда. Несомненно, поезда ходили себе, как обычно, он их просто не слышал. Дорога расширилась и стала мощёной, и он пошёл дальше, говоря себе: «Я очень легко могу уяснить себе её точку зрения. Она не может вообразить, чтобы живой человек оказался не в состоянии выходить через кладбищенские ворота, когда ему вздумается. Она видела, как люди проделывают это каждый день. Они там, несомненно, и теперь ходят, пока она стоит на коленях у ворот. Они шастают туда-сюда так уверенно, что даже шага не замедляют, минуя ворота. Даже Кампос – а Кампос здорово похож на меня. Ей не понятно, почему это для меня такая неразрешимая проблема. Ну, я тоже по-настоящему только и понимаю, что место это – не просто место, где я живу, или место, где я ночую, оно – моя кожа, а человек выбирается из собственной шкуры с преизрядными трудностями, да ещё и сильную боль испытывает. Я боюсь боли, боль – это холод, старость и чувство собственной бесполезности. Надо бы помочь Лоре это понять».

Он подходил к участку кладбища побогаче. А дальше мало-помалу опять тянулись более скромные сооружения. Последний мавзолей был его старый любимец – большое цилиндрическое здание со ступеньками, образованными тремя концентрическими мраморными кругами, ведущими к маленькой стеклянной дверце, и наверху – крест. В целом это сооружение напоминало мистеру Ребеку голову и плечи Рыцаря: купол – как шлем, думал он, дверь – как рот, а три ступеньки – что-то там, защищающее горло. Вокруг здания бежал барельеф, он закрывал рыцарю лоб. Там вырезаны были изображения мечей, увитых виноградными листьями. Должно быть, это – талисман, если рыцари носили талисманы. Или – дар богатой леди. Возможно, рыцарь всего на миг застыл на месте или уснул, и мир вокруг него вдруг поднялся, словно куча опавших листьев. Это вполне могло случиться. Это было одним из свойств мира, который пугал мистера Ребека. Закроешь ненадолго глаза, а когда откроешь снова – ты уже по плечи в земле и опавших листьях. Приходится всё время бодрствовать и двигаться.

«Вольные звери быстро становятся зверями в клетке», – мысленно сказала ему Лора.

– Нет, не так, – раздраженно ответил он. – Страх остановился у здешних ворот. Если я отсюда уйду, страх снова на меня обрушится, но здесь он меня преследовать не может, здесь я в безопасности, и ничто не способно причинить мне вред.

– Если тебе здесь нечего бояться, – сказала Лора из ужасного далёка, – значит, ты не мужчина.