Тихолюбка (СИ)

Когда оцепенение прошло, было поздно. Тит дернулся, спрыгивая с кровати, но младенчик с туловищем червяка оказался быстрее. Ногу рванула острая боль, и Тит приземлился на пол уже с присосавшимся к лодыжке чудовищем. Схватить тварь за длинное туловище, чтобы оторвать от себя, не удалось. Ее мех вдруг покрылся какой-то смазкой, отчего руки скользили, а кожу на ладонях щипало, словно он трогал кислоту. Сражаясь за жизнь, Тит давно перевернул колонки, которые стояли рядом на постели, и теперь комнату наполняли не божественные ритмы рока, а его трусливые вопли.

Он уже был уверен, что его сожрут, начиная с ног, когда увидел дырку, прогрызенную в двери. Из дыры выглядывало бабкино лицо и рука с кружкой. Старушка протягивала ему чашку, словно предлагая выпить молочко перед смертью. При этом она напевала, и Тит безошибочно узнал мелодию, которую за неделю успел выучить наизусть. Старуха всегда пела эту песню, если в квартире или за окном шумели.

Когда тварь вдруг отпустила его ногу и шустро поползла к бабуле, Тит понял, что никогда больше не сможет смотреть ужастики так, как они это любили с Верманом: с хохотом и полными чашками попкорна. Когда тебе отгрызают ногу, это чертовски больно и совсем не смешно.

Старушка ласково взяла червяка на руки и, протянув сквозь дыру, исчезла в своей комнате. Когда она вернулась, Тит сидел в прежней позе, и ей пришлось долго кричать, а вернее, по-старушечьи хрипеть, чтобы он впустил ее, открыв дверь. Где-то в помутненном сознании всплыло правило, что нечистую силу добровольно впускать нельзя, но Титу было больно и страшно, поэтому он доковылял до двери и упал в бабулины объятия.

Несколько часов спустя ему стало лучше - по крайне мере, в физическом смысле. Рана, заботливо перевязанная и смазанная старушкиной мазью, уже не болела, в животе было тепло от блинчиков с творогом и вишневым вареньем. А вот то, что творилось у него на душе и в голове, упорядочиваться никак не желало. Пожалуй, Тит скорее бы поверил в мутантов, живущих в канализации под городом, чем в небыль, рассказанную бабкой Валерией.