Тихоня для бабника (СИ)

Даже Зевс замер на полу рядом с нами и только переводил взгляд с меня на нее, не решаясь разрушить этот момент. Разрушил его, конечно, я. Мне не терпелось поставить точку во всех недомолвках между нами.

— Уль, скажи мне, ты правда собиралась рассказать о ребенке старшим Дорониным?

Уля удивленно посмотрела на меня и прижала ладошку ко лбу, будто проверяя температуру.

— С чего ты взял такую глупость?

— Да так, — усмехнулся, возвращаясь к планам мести друзьям, — птичка насвистела.

— Не знаю, кто там свистел тебе, но мне даже в голову такое не пришло.

Уля пожала плечами и положила голову на мое плечо. А у меня, между прочим, были еще вопросы.

— А Евгеше?

— Я думала об этом, даже Стасу говорила о своих сомнениях, — произнеся имя друга, Уля напряглась, а я, отвесив себе мысленный подзатыльник, притянул ее к себе еще ближе и поцеловал в висок, без слов успокаивая, — так вот, Стасу говорила, но он сказал, что этот вопрос лучше решать с тобой. Хотя сам он предпочел бы знать, если вдруг от него кто-то забеременел бы, но это решение, по его мнению, мы должны принимать с тобой вместе.

Ладно, возможно, казнь Стаса откладывается, но я все равно запомнил его подлый, наглый развод. Подсуетятся родители, значит, женят Ульку на Евгеше… Ну ничего, друг, подожди, Череповец тебе еще отомстит за меня, уверен!

— Угу, вместе. Тогда имей в виду — я против. Совсем против. Вообще. Это мой ребенок, а Женя… Не было его никогда в твоей жизни и того похода в клуб не было, ясно? Вы с дочкой не имеете к нему никакого отношения.

Осторожно положил Улю на сиденье и, нависнув сверху, строго посмотрел в ее смеющиеся глаза.

— И не надо тут мне хихикать, я как отец семейства Сергеевых вправе принимать такие решения.

— Сергеевых, значит? — Уля очень старалась не улыбаться, но у нее откровенно плохо получалось.

— Сергеевых.

— А я Романова, поэтому…

— Поэтому в ближайшее время тоже станешь Сергеевой. Елизавета Романовна Сергеева родится в полной, счастливой семье.

— Елизавета? — Улька даже встать попыталась, так удивилась моему самоуправству, да кто бы ей дал.

— Да, Лиза, Лизонька, Елизавета. А после нее еще будут Екатерина и Артем.

Зевс громко тяфкнул, поддерживая мое мужское решение, а Уля замерла подо мной, то ли подбирая слова, то ли пытаясь решить, чем бы меня посильнее стукнуть.

— Ром…

— Ничего не знаю. Я дурак, Уль, но я быстро учусь, второй раз своей ошибки не допущу. Так что не пытайся со мной даже спорить. Ругаться, выяснять отношения, решать, кто именно будет выбирать имена нашим детям и стоит ли нам покупать дом, или просто квартиру побольше, мы будем только после свадьбы.

— Дом?

— Дом, чтобы нам вместе с тремя детьми и парочкой собак было не тесно.

— А…

— Б! Я не хочу, чтобы ты, когда у меня в голове опять появится какая-то дурацкая мысль, была настолько неуверенна в моих чувствах, что посчитала бы необходимым уйти из нашего дома. Так что пошли лучше в спальню, спорить все равно не получится. Только после свадьбы, будущая госпожа Сергеева.

И пока Улька не придумала, что мне возразить, я ее поцеловал, вкладывая в касание губ все эмоции пережитых дней. Страхи, неуверенность, горький вкус нашего недолгого расставания, счастье от встречи и, конечно, любовь.

— Ром, я не хочу спать, — шептала Улька, когда я нес ее на руках в нашу спальню, покусывая и целуя нежную кожу шеи.

— А мы не спать, — шептал в ответ, — мы репетировать первую брачную ночь.

И таки мы репетировали, прерываясь только на еду, невинные и не очень шутки и обсуждение даты свадьбы. Мне кажется, январь шикарный месяц для начала нового этапа нашей жизни, Улька настаивает на феврале. Но разве это важно? Важно только то, что мы любим друг друга и хотим быть вместе.

Уля так и сказал, глядя на меня своими невероятными глазами, в которых плескалось самое настоящее счастье:

— Сергеев, я тебя люблю. Ты самый настоящий рыцарь в самых сверкающих доспехах.

И это то, ради чего стоит жить и меняться в лучшую сторону.

Эпилог

— Уль, Уля‐я, — я стоял с Лизой на руках над спящей Улькой.

Она свернулась смешным клубком на диване в огромной полупустой гостиной нашего нового дома и хмурилась во сне.

В теории, пока мы с дочерью, маленькой копией мамы, гуляли во дворе, любуясь нежной весенней зеленью, Уля собиралась помыть пол на первом этаже. Даже ведро со шваброй стояло у стены, вот только наша мама уснула, подложив под щечку ладонь в голубой резиновой перчатке.

— Лиз, кажется, наша мама устала с этим переездом, — посмотрел на серьезную малышку, которой в июне уже будет год.

— Ма, — согласно выдала мелкая.

А потом положила мне на щеку свою крохотную ладошку и требовательно произнесла:

— Па!