Тихоня (СИ)

Несколько шагов до забора Хорь проделал под ветвями густых кустов, низко пригнувшись, затем легко перемахнул через заборчик и оказался там, куда и проложил мысленно свой путь, стоя в комнате у окна. В усыпанный яркой листвой сад, где еще лакированно блестели на деревьях бордовые поздние яблоки. Безо всякого зазрения совести сорвав на ходу несколько штук, он же не пользовался комнатой, за которую заплатил? Хор пересек сад, выбрался за заднюю калитку и направился в направлении, обратном тому, в каком двигался утром. Теперь он шел на север, и для принятия такого решения у мужчины было несколько веских доводов.

И главный — чувство противоречия, все крепнущее в его душе, когда он думал об ограничивающей его жизнь записке. Второй — чем больше Хор думал о забытой жене, пытался представить, как они жили, о чем разговаривали, как обедали, как ложились вечером в супружескую постель — тем больше он начинал понимать, что не испытывает ни одного из тех чувств, которые по полузабытым наблюдениям переживали другие обманутые мужчины. А в его сердце не было ни боли, ни злобы, ни тем более, ярости и желания отомстить или убить. Да и жена по туманным и расплывчатым воспоминаниям была довольно приятная, на плечах смутно ощущается поглаживание теплых ладошек, по губам пробегает ласково щекочущая волна при мысли о том, как он ее целовал. И потому Хор намерен добраться до какого-нибудь города и сходить в гномий банк.

Никто не знает, какими способами они пользуются, но лысые коротышки умеют делать одну очень важную вещь, они узнают своих клиентов в любом виде. Избитых, израненных, опухших от вина или болезни, роскошно одетых или ограбленных, и именно к ним он намерен пойти в первую очередь. Если он имеет в их банке хоть небольшой вклад, — никто кроме гномов не скажет точнее, важное Хор лицо или нет, и сколько денег у него на счету. Да и имя полностью назовут, и даже место, где он постоянно живет.

Ну а последним важным доводом, заставившим Хора свернуть на север, была миленькая травница, подозрительно горячо волновавшаяся за его судьбу и точно знавшая, что он намерен идти на юг. Вот пусть там его и ищет.

Глава 14

Из того, что ей принесла на подносе девчонка подавальщица, Эста успела съесть только кусок хлеба, щедро намазанный гусиным паштетом, и едва взялась за печёное, как в ее дверь нетерпеливо забарабанили.

— Входи, — еще издали определив по шагам, что это Устина, разрешила тихоня, запивая румяный пирожок с картошкой горячим кофе со сливками.

— Он! — Многозначительно тыча пухлым пальцем вверх, сообщила трактирщица, влетев в комнату и по-шпионски тщательно затворив за собой дверь, — все как вы сказали, и голова крашеная, и листики на руке. Я лично видела.

— И где ты успела это увидеть?! — отставив на всякий случай кружку с чаем подальше, чтоб руки сами не метнули ее в соблазнительницу, сухо осведомилась Эста.

— Так в его же комнатах! — не замечая стиснутых губ гостьи, или считая такую гримасу признаком сосредоточенности, горячо продолжала Устина, — Лучшие ему выделила, и воды, значит, велела горячей отнести. А потом и сама пошла, мыльца отнести.

— Ну? — проскрипела тихоня, изо всех сил борясь с яростью, разгорающейся в неизвестных ей до этого дня глубинах собственной души, — дальше.

— Ну и все, — торжественно объявила хозяйка, — попался, голубчик! В одних подштанниках стоял, все разглядела! Точно, есть на левой руке листики!

— Ну?!

— Что?! — не поняла сначала Устина, — а, как я выпуталась? Ну, так извинилась, сказала, не думала, что они так быстро разденутся. Так что теперь он купается, а я сразу к вам.

После чего он купается? — языком опаляющего пламени рвался из сердца Эсты вопрос, и она быстрее схватила кружку с чаем, запить этот огонь.

Сделала несколько глотков, стараясь не смотреть на вытянувшуюся перед ней хозяйку, а рассуждать хладнокровно, как учила матушка. Правильно учила, как оказалось. Если подсчитать время, которое Устине понадобилось на проведение этого изыскания, то получится, что у нее не оставалось даже нескольких минут, чтоб раздеться. А она одета, и аккуратно причёсана, и наглаженные оборки на юбках в полном порядке. Монашка взяла себя в руки, уже спокойно допила чай, успокаивая встревоженное сердце и, достав приготовленный кошель, выдала хозяйке несколько монет.

— Позже, когда прибудут остальные, получишь еще, — веско сообщила она в ответ на заинтересованный взгляд, брошенный Устиной на оставшиеся у гостьи монеты, и принялась за взбитый со сливками творог, политый клубничным вареньем.

Хозяйка, понятливо вздохнув, направилась к двери, а в душе Эсты внезапно похолодало. Не так, как от ощущения пропасти под готовой шагнуть в нее ногой и не как от вида несущейся с горы лавины. Почти незаметно, словно легкий сквознячок пронесся. Будь Эста обычной девушкой, не обратила бы на это внимания, но ее отточенное чутье тихони мигом подняло тревогу.

— Купается, говоришь? А где его комната? — отстранив с дороги трактирщицу, ринулась прочь монашка, и Устина, сообразив, что сейчас произойдет что-то особенное, устремилась за ней.