Тихоня вышла на охоту (СИ)

— Послушай, Кира, — жестко перебила. — Я думала. И я решила. Ты нафиг мне не нужен. Катись к чертям. Не появляйся больше. Никогда, — выпалила и замолчала. В груди заухало: «Бум! Бум!». В горле встал ком. В замке что-то зашуршало, еще чуть-чуть, и раздался бы щелчок.

Но не раздался.

— Мне просто было интересно, — продолжила, ответа не дождавшись. — А как это — с геем? С таким слащавым, — едва не всхлипнула. Слеза скатилась. В ответ все та же тишина. — И знаешь, что? Ужасно. Я хуже в жизни не видала. Сплошное разочарование. Так что, иди-ка ты к чертям. Сыночек маменькин. Придурок.

В груди заклокотало. Слезы текли беспрерывно. Да почему ж так горько?! Хотелось всхлипнуть, но нельзя — он же услышит, и сразу все поймет. Что врет она, как дышит.

В ответ по-прежнему молчали. Да лучше бы он ответил, назвал ее шалавой, последней тварью и меркантильной сукой, так, как большинство из них и говорило во всех тех чатах, сайтах знакомств и иногда в реальной жизни — хоть что-нибудь плохое, так было б проще, так ей казалось бы, что она полностью права, но он молчал, словно нарочно, чтобы добить ее и сделать побольней.

«А что ты хочешь от него услышать?» — ехидно отозвался здравый смысл. Дверная ручка опустилась до предела. Еще чуть-чуть, еще три слова…

— Иди ты на хуй, — с трудом, но все-таки сказала Лина.

Секунда тишины. Какой-то треск. «Пи-и-ип! Пи-и-ип! Пи-и-ип!» — уныло отозвался телефон, давя на уши пыточными тисками.

— Да что… да что со мной такое?.. — сползла по стенке, смотря на экран. Подняла глаза чуть выше, уставилась на сосны, чернеющие в темноте. И на горькую луну, огромную и ледяную. Почувствовала себя, как в лесу, мистическом и ненастоящем, где из всех живых — она одна, и откуда нет ни выхода, ни входа. И век ей тут бродить, одной, озлобленной и раздраженной.

«Щелк!» — раздалось внезапно; Лина подпрыгнула на месте, перевела свой взгляд на дверь. Она открылась. Свет вспыхнул сразу, во всем доме, приветливо маня вовнутрь и заставляя щуриться от рези. Кружка на кухне под самовар подлетела, кипяток уютно зажурчал, в ванной раздался всплеск и гул, свинка проснулась и запищала. Окна закрылись плавно, на улице похолодало.

Все, как обычно. Так, как всегда.

А Лина все сидела на крыльце и на экран, давно погасший, задумчиво смотрела. Идти домой не торопилась. Ей почему-то расхотелось. Ей не хотелось ничего — вставать, идти, чего-то делать, но больше всего — думать. А мысли, как назойливые маньяки, все равно лезли, лезли, и коготки впивали в совесть; эмпатия проснулась вдруг внезапно, и вкрадчиво шептала — «А если бы тебя вот точно так же, а?»; мошкара вокруг кружилась и отвратительно в ушах пищала, и ветерок прохладный мурашки вызывал. Столетний коврик у порога, истертый почти до дыр, немного свесился с порога и руку Лины собой накрыл. Она одернула ее, как будто от огня, потрясла перед собой, отмахивая незримую мерзость, уставилась на мутную кисть, сообразила, что сколько тут сидит, столько и плачет, и перед глазами все плывет.

— А-а-а-а-а-а! — не выдержала и вслух завыла, швырнула с силой телефон, от себя подальше, — он врезался в стену и разлетелся на куски.

«Что я наделала?

Так точно было надо?..» — она уже не знала. И путь назад надежно перекрыт.

Глава 11 Про вред скоропалительных решений

«Вот он до чего меня довел.

Вот что со мной творится!» — смахнула Лина слезы. Сидеть вот так она устала, горечь утихла, немножечко, но стало легче. С трудом, но поднялась, размяла затекшие ноги. Вошла в дом, и прямиком на кухню. Села за стол, взяла кружку с чаем. Отхлебнула, поморщилась — чай остыл.

— Ай, нет, не надо, — смахнула плед с себя. Он рухнул на пол и уполз на место. Остывший чай вылился в раковину, кружка помылась, налился новый. Стол пододвинулся поближе. Подушка, вся в заплатках, юркнула за спину.

— Со мной нельзя так. Ты плохо себя вел!.. — вздохнула Лина. Подушка потерлась об ее спину.

— Эх, Солнце, Солнце… — она откинулась, удобно расположилась. — Не этого сейчас мне надо. Мне очень плохо, понимаешь?

Форточка кивнула, чуть приоткрылась и захлопнулась обратно.

— Мне руки надо. Теплые, чтобы жалели. Чтобы я села на кровать, читала книгу или просто так сидела, а сзади меня кто-то обнимал. Ты понимаешь? А еще мне хочется лечь на чьи-нибудь колени, глаза закрыть, а ты чтобы меня чесал. И гладил. Пока я не усну. И рядом чтоб сидел всю ночь и одеяло поправлял. Руками, а не самим одеялом. Или даже лежал чтобы рядом, и прижимал меня к себе. Мне что-то вот такое надо, а не вот этого всего, — закончила и грустно осмотрела приползший коврик под ногами, зависший плед на входе, подкравшийся самовар и занавеску, переместившуюся на стол.

Все быстро разбежалось по местам.

— Я же так быстро не оклемаюсь. Забота мне нужна. И много…