— Ладно, занесёшь только сводки. Это и вас всех касается, — грозно сказал шеф. — Запишите мой приказ в свой ежедневник, а то забудете! Оперативные дела как следует подшаманьте: лично проверю. И ещё всем внимание — из своих сейфов уберите лишнее. А то понатолкали в него нужного и ненужного — как кроты по норам, не сейф, а кладовка какая-то! Особенно уберите оружие, патроны, наркотики и всякую дребедень. По-даль-ше. И не ждите, когда вас возьмут за одно место, — лучше все изъятые у граждан вещи сдайте старшине, так будет спокойнее. Не дай Бог комиссия нагрянет — сразу начнут дела смотреть, а в придачу сейфы проверят. Право на такие действия они имеют — выговорами не отделаетесь. Только прошу вас — работу свою не забывайте, а то сейчас сядете в своих кабинетах и начнёте целыми днями дела шаманить. И кто за вас будет преступления раскрывать — я, что ли, или Пушкин? Так мне по статусу раскрывать преступления не положено — милицейский начальник на работе должен только отдыхать, строить себе гаражи, дачи, выезжать на день рождения и спать на совещаниях, — как любит выражаться Александр Фёдорович, стоящий перед вами во всей красе.
— Палыч, ещё одно пропустили — ленточки ножницами разрезать, открывая новый детский садик, с чиновниками на пару. Разрезать ленточки — это ж такая ответственная и тяжёлая работа, что сравнима только с трудом шахтёра в шахте!
— Во, ещё нашёл для меня занятие! — ответил мне шеф. — Ладно, мужики, пошутили и хватит. Пора заканчивать. Давайте за работу. Александр, не забудь занести мне сводки. После обеда жду на доклад.
После планёрки святое дело — попить чайку, эту традицию мы, оперa, чтим всегда. Не стали изменять ей и сейчас. Собрались всем отделом у меня в кабинете, включили чайник и стали ждать, когда вода согреется.
— Александр, ты чего до шефа докапываешься? — спросил меня мой непосредственный начальник бандитского отдела. — Смотри, когда-нибудь не поймёт твоих шуток и сорвётся. Начнёт прессовать так, что мало не покажется.
— Шучу я, шучу, только для поднятия всем настроения. Да и шеф мои шутки понимает прекрасно. Особенно про критику начальников, — говорю я так, чтоб не расслаблялись, а работали, как все мы — оперa. Мы-то с ним на эту тему уже беседовали, а вот его заму, из Тюмени командированному, моих шуток не понять, — так с ним я и не шучу. Он, похоже, метит на место шефа — и ведь добьётся его, как пить дать. Так просто руководство регионального управления его к нам в командировку не направило бы, это цель у них такая — скинуть Палыча. Зам — засланный казачок в наши ряды, печёнкой чувствую. Информация у меня есть кое-какая на него. Что уши-то навострили — интересно? Да, есть информация, и заслуживает внимания. Особенно та, что касается вчерашнего убийства. Уж среди вас-то, надеюсь, нет засланных казачков от него, информация дальше моего кабинета не уйдёт? Сразу предупреждаю всех заранее — «жучка» в моём кабинете нет, проверено прибором. Если что и уйдёт, так только через ваш язык, — лучше уж прикусите его. Так вот: у нашего отдела есть шанс раскрыть преступление. Да, и, пожалуйста, выключите на перкордере (карманный магнитофон японского производства, имеется у каждого сотрудника нашего отдела) кнопку «запись», — так для вас спокойнее будет. Вот тут, мужики, с этой минуты, — давайте без шуток. Не на планёрке у начальника. Нам, а не другим, придётся раскрывать эти преступления, — а они все серьёзные. Работы предстоит много, должны все друг другу помогать, — иного не дано. Правильно сказал Палыч — не куркулить информацию. У него проскальзывают иногда в работе светлые мысли, — имеет шанс удержаться в должности ещё пару лет.
— У меня тоже нехорошие мысли проскальзывали насчёт зама, — сказал Борис. — Что-то зачастил, смотрю, к нему заместитель из УВД. Сидят полдня в кабинете, ничего не делают, пьют чай, что-то мышкуют… Я уж хотел «жучок» поставить — так захотелось послушать и узнать, что их связывает. Странно всё это…