К хорошеньким девушкам, которые обзаводились старыми богатыми любовниками, Босниец всегда относился с пониманием и искренним восхищением; когда же девицы, не в силах устоять перед обаянием молодых боснийцев, у которых за душой не было ни гроша, не отказывали себе в удовольствии немного поразвлечься, он проникался к ним особой симпатией. С самим Боснийцем такие истории случались дважды. Он задумчиво посмотрел на своего старого любовника, прикидывая, сколько денег из него можно вытянуть.
— Итак, ты стал игрушкой в руках богача, — сказал Кокрофт, словно читая мысли молодого человека. — Ну и как тебе это нравится?
Босниец ничего не ответил. Он прекрасно помнил детскую развлекательную программу и самих героев — Биббли и Боббли, но что там была за музыка — этого Босниец припомнить не мог.
Кокрофт решил отметить возвращение былой популярности грандиозным набегом на ближайший супермаркет.
— Сегодняшний день должен быть особенным, — сказал Босниец, — не похожим на обычный поход в магазин. Поэтому мы оставлять собаку дома.
Старик, переполненный радостью, которая постепенно превратилась в эйфорию, согласился. Кокрофт сказал, что они уезжают совсем не надолго — максимум часа на два. Возможно, Тимолеон Вьета даже обрадуется: он сможет спокойно отдохнуть и собраться с мыслями. Итак, хозяин и гость уехали, а пес остался в доме один.
Казалось, старик был полон решимости доверху забить тележку и складывал в нее все, что попадалось на глаза: бутылки с экзотическими соусами, пакетики со специями, дезодоранты, упаковки с замороженным мясом, рыбой и овощами, свежие фрукты, спагетти, вино, бренди, виски, новую сковородку, жестянки с печеньем, семь бутылок шампанского и несколько блоков сигарет. Когда они забрели в отдел, где продавались товары для животных, Кокрофт несказанно обрадовался. Он купил дюжину искусственных костей, два мячика и резиновую мышку для кошек, чтобы посмотреть, какое впечатление игрушка произведет на собаку, а среди висевших на стенде кожаных аксессуаров выбрал самый дорогой поводок и широкий мягкий ошейник.
Вернувшись домой, Кокрофт преподнес Тимолеону Вьета подарок — большую кость — и взялся за приготовление праздничного обеда. Когда они с Боснийцем сели за стол, Кокрофт предложил после обеда всем вместе отправиться на прогулку. Хотя за последний месяц пес стал мрачным и замкнутым и, похоже, предпочитал проводить время в одиночестве, Кокрофту все же было неловко, что он бросил Тимолеона Вьета дома, а сам поехал в город за покупками. Кокрофт понимал: часть вины за возникшую в их отношениях отчужденность лежит на нем, и он должен попытаться всеми силами восстановить прежнюю дружбу.
— Как ты к этому отнесешься? — спросил он, обращаясь к Боснийцу. — Ты, я и Тимолеон Вьета. Три верных товарища, как три мушкетера.
Босниец пожал плечами:
— Мне все равно.
Они поднялись на холм, затем прошли по тропинке, пересекли шоссе и углубились в лес. Они почти не разговаривали. Время от времени Кокрофт принимался напевать вполголоса что-то невнятное, похожее на оперную арию или фрагмент из какой-то увертюры. Тимолеон Вьета, помахивая хвостом, бежал впереди, а Босниец, стараясь держаться на некотором расстоянии, шел сзади. Когда они вышли на красивую, поросшую высокой травой поляну, Кокрофт предложил немного передохнуть. Мужчины опустились на землю, а пес, принюхиваясь к острым лесным запахам, кружил неподалеку возле деревьев. После сытного обеда и выпитого шампанского их разморило. Босниец и Кокрофт прилегли на траву и вскоре оба заснули.
Кокрофт проснулся первым. Он вздрогнул, приподнял голову и сразу же почувствовал, что они одни. Кокрофт испугался.
— Проснись, — он тронул Боснийца за плечо. — Тимолеон Вьета пропал. Скорее, мы должны найти его. Вставай.
Босниец протер глаза и лениво поднялся на ноги. Он подумал, что без пса гораздо лучше. Старик, конечно, в панике, бегает и орет как сумасшедший, и все же мир вокруг казался удивительно спокойным. Он надеялся, что пес исчез и никогда больше не вернется.
— Тимолеон Вьета! Тимолеон Вьета, ко мне! — Старик сложил ладони рупором и закричал еще громче: — Тимолеон Вьета, вернись немедленно! О боже, — пробормотал он, — Тимолеон Вьета, ты где? Как, как я мог уснуть?! Это я виноват. Это я всегда во всем виноват.
Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз видел Тимолеона Вьета. Кокрофт заспешил домой. Он шел обратно тем же путем, которым они вышли на поляну, и всю дорогу, не переставая, звал собаку. Тимолеон Вьета не появлялся.
Босниец ненавидел подобные ситуации. Он шел позади на приличном расстоянии, зевал и тер кулаком глаза.
Каждый раз, подбегая к очередному повороту, Кокрофт молился в надежде, что сейчас пес выскочит ему навстречу, вильнет хвостом и, свесив на сторону красный язык, «улыбнется» до ушей — и все будет как прежде, как в старые добрые времена, когда все у них было хорошо. Поворот следовал за поворотом, но пес так и не выбежал навстречу Кокрофту.
— Почему, Тимолеон Вьета? Почему, — плакал он, — почему ты ушел от меня?