Большая часть жизни Кокрофта прошла на фоне нескончаемых репортажей Всемирной службы новостей. Он никогда не выключал стоящий на кухне радиоприемник и, конечно же, слышал обо всех тех ужасах, которые происходили в стране, некогда называвшейся Югославией. И естественно, он знал имена, названия и связанные с войной, ставшие привычными словосочетания: Слободан Милошевич, Сараево, ООН, войска миротворцев, Мостар, Радован Караджич, моджахеды, Косово, Ванс-Оуэн. По крайней мере, до сегодняшнего вечера Кокрофту казалось, что он знал все более-менее важные факты — все, кроме главного: кто с кем и на чьей стороне воюет, какие этнические группы участвуют в конфликте и ради чего вообще велись эти войны. Кокрофт почти не читал газет и даже не вслушивался в подробности новостей, лишь краем уха улавливая некоторые темы. Пожалуй, единственными сообщениями, которые действительно привлекали внимание Кокрофта, были истории вроде той, что он услышал на прошлой неделе: девятилетний мальчик, у которого были задатки выдающегося игрока в гольф, попал в автокатастрофу и лишился руки; или репортаж из судебной хроники о женщине, которая влюбилась в изнасиловавшего ее мужчину и теперь сражается с правосудием, требуя, чтобы выдвинутые против ее возлюбленного обвинения были сняты; или рассказ о японце, живущем где-то в пригороде Токио, который подал заявку на внесение его имени в Книгу рекордов Гиннесса как самого одинокого человека в мире. Кокрофт никогда не мог толком понять, какие события происходят в восточной части планеты, да к тому же за последнее время эти события настолько запутались, что он больше не пытался разобраться в охватившем мир хаосе.
Кокрофт не знал, что сказать, но чувствовал — что-то сказать надо, и задал осторожный вопрос:
— На чьей стороне ты сражался? — заранее понимая: для него слова парня все равно будут пустым звуком.
Босниец молчал, внимательно вглядываясь в какую-то точку на горизонте. Должно быть, решил Кокрофт, перед его мысленным взором возник образ далекой родины: несчастная, охваченная войной, опустошенная и разоренная страна. В конце концов парень ответил:
— На чьей стороне? — Его голос звучал так тихо, что Кокрофту пришлось напрягать слух. — На той, у которой есть оружие.
— О, бедный, бедный мальчик, — проговорил Кокрофт, с трудом подавляя желание протянуть руку и ласково дотронуться до руки Боснийца, лежавшей на подлокотнике кресла, — большая рука с короткими сильными пальцами и не очень чистыми ногтями. — Буквально вчера я так и сказал Тимолеону Вьета: «Не понимаю, почему люди не могут жить мирно». Все эти войны кажутся такой глупостью. — Он взял бутылку за горлышко: — Еще вина?
По-прежнему не отрываясь от созерцания далекой точки на горизонте, Босниец едва заметно кивнул. Кокрофт торжественно разлил вино по бокалам, словно это была не дешевая шипучка, а марочное шампанское.
После большой тарелки спагетти под чесночным соусом, еще нескольких бокалов вина, пары стаканчиков бренди и двух-трех сигар радушный хозяин проводил Боснийца в спальню для гостей, где тот повалился на кровать, застеленную сероватыми, пахнущими пылью простынями, и мгновенно уснул. Кокрофт сложил шезлонги и втащил их на веранду, помыл посуду, немного почитал, сидя за кухонным столом, поцеловал Тимолеона Вьета в холодный нос, пожелал псу спокойной ночи и отправился спать, радуясь, что утром за завтраком будет с кем поговорить.
Инструменты
Кокрофта разбудил какой-то неприятный металлический скрежет. Звук шел прямо из-за окна его спальни. Кокрофт накинул халат, подошел к окну и отдернул занавеску. Ему пришлось высунуться далеко наружу и вытянуть шею, чтобы разглядеть Боснийца, который чинил проржавевший водосточный желоб, несколько месяцев назад сорванный сильным порывом ветра.
Босниец устал спать на пляжах и ютиться в чужих палатках. Свои последние деньги он истратил на дешевые мотели, в которых ему пришлось жить всю зиму. Зима выдалась настолько холодная, что даже в спальном мешке невозможно было ночевать под открытым небом. Он устал бродить по дорогам, нигде подолгу не задерживаясь из опасения, что слишком длительное пребывание в одном месте вызовет у людей подозрения и ненужные вопросы. Ему хотелось остановиться в какой-нибудь уединенной местности, где не нужно будет озираться по сторонам, боясь встретить знакомых, где он сможет расслабиться и просто немного отдохнуть, ничего не делая и даже ни о чем не думая, и где у него не будет иных забот, кроме одной-единственной: как бороться со скукой. Он проснулся на рассвете и, прогулявшись по окрестностям, решил пока пожить в доме у старика. Мягкая постель, вкусная и сытная еда, полное отсутствие соседей, которые могут начать интересоваться, кто он и откуда, — молодой человек был уверен, что нашел самое подходящее место, где ему без труда удастся поскучать.