Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие

В сложившихся обстоятельствах он считал встречу с Кокрофтом настоящей удачей: безобидный одинокий старик, живущий в доме-развалюхе на окраине тихого провинциального городишки, — о таком убежище можно только мечтать, да и арендная плата вполне приемлемая. Всю жизнь он презирал тех, кому приходится пахать от зари до зари, выполняя черную работу, а здесь — раз в неделю он проводит несколько неприятных минут в спальне старика и получает то, ради чего эти люди целый день моют посуду в грязной забегаловке, или, подыхая от жары, крутят баранку грузовика, или скрипят перьями в пыльных конторах, или ворочают неподъемные коробки и ящики на заднем дворе магазина, или что там еще они делают, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Его работа была простой и понятной, и главное — не требовала больших усилий, поэтому он без малейших колебаний согласился на все условия старика. Он полагал, что подобное занятие не более унизительно, чем проиграть в споре — кто больше выпьет. Он не знал наверняка — на школьных пирушках ему всегда удавалось выходить победителем в таких спорах, но в любом случае это лучше, чем надрываться на черной работе. И все же, несмотря на весь свой страх перед бывшими подельниками и нежелание умирать, в последнее время он все чаще и чаще стал думать о возвращении домой.

Тимолеон Вьета был почти дома. Несмотря на усталость, ноющую боль во всем теле и в кровь сбитые лапы, он бодро трусил по дороге; его пушистый хвост реял, словно гордое знамя победителя. Еще один поворот, спуск под горку — и он дома. Он сядет у ног своего дорогого хозяина, тот погладит его по голове и даст полную миску вкусной и сытной еды.

Рядом с ним остановился фургон. Из него вышли люди, они стали гладить его по голове и угощать сладким печеньем. Они открыли кузов и бросили несколько кусочков печенья на пол. Он прыгнул в кузов. Скользящая дверь мягко захлопнулась, люди забрались в кабину и поехали на север, довольные тем, что теперь у них есть симпатичная собачка.

Анри

Человек открыл дверь кузова. На его лице появилась гримаса отвращения, он попятился и зажал нос двумя пальцами.

— Проклятие, — пробормотал он, уставившись на пол, где лежал аккуратный коричневый завиток, похожий на пластиковую игрушку-обманку, — от него исходил самый настоящий запах собачьего дерьма.

— Пошел вон! — заорал человек.

Пес выпрыгнул из кузова, отбежал в сторону и замер. Человек хлопнул в ладоши. Пес поджал хвост и, припадая к земле тощим животом, затрусил прочь. Человек шел за ним, топал ногами и выкрикивал какие-то злые слова. Отогнав пса подальше от фургона, человек развернулся и пошел обратно к лужайке, где они разбили палатки и развели костер. Человек поглядывал через плечо, опасаясь, как бы пес снова не увязался за ним. Пес не увязался. Он вышел на дорогу и побрел в сторону города.

Люди стояли возле фургона, нерешительно заглядывали в кузов и не знали, что делать дальше. Никому из них ни разу не доводилось убирать собачье дерьмо.

Тимолеон Вьета торопливой рысцой бежал по улицам Пизы. Некоторые люди не замечали его, некоторые просто не обращали внимания, некоторые осыпали проклятиями, когда пес, испуганно заметавшись в толпе, попадался им под ноги. Он несколько раз менял направление, сворачивал в узкие переулки, обходил стороной большие площади, быстро перебегал дороги. Возле рынка его чуть не сбил старый «фольксваген», салон которого до самого потолка был забит цветами. Наконец пес остановился и сел отдохнуть в тени дерева возле небольшой церквушки. Мимо прошли два человека. Он потянул носом, почувствовал запах еды и увязался за ними. Вскоре его заметили, приласкали, почесали за ухом, угостили чипсами и стали задавать какие-то вопросы, мешая французские слова со словами камбоджийского диалекта и фразами из итальянского разговорника.

Малик стирала белье во дворе дома. Ее руки были по локоть в пене. Когда девочка на секунду подняла голову, чтобы поправить выбившиеся из-под платка волосы, она заметила Софала. Он двигался по тропинке в направлении дома. Позади него, лениво переставляя ноги, шел большой черный буйвол. Животное было послушным, и мальчику не приходилось понукать его, он лишь слега придерживал правой рукой веревку, привязанную к рогам буйвола, а в левой сжимал длинный плетеный кнут, который свободно волочился по земле. Как обычно при виде Софала, сердце Малик подпрыгнуло и учащенно забилось. Она бросилась к крыльцу, взбежала по деревянным ступенькам и скрылась в доме. Схватив веник, Малик принялась подметать пол — не хватало еще, чтобы мама застала ее праздно слоняющейся по комнате, когда во дворе стоит целый таз грязного белья. Яростно размахивая веником, она изо всех сил пыталась выкинуть из головы мысли о Софале. Малик не хотела думать о том, как он вырос и возмужал за последнее время, какое у него красивое лицо, стройная фигура и широкие мускулистые плечи. Но, несмотря на все усилия, ей никак не удавалось сосредоточиться на уборке: перед глазами все плыло, голова кружилась, а веник то и дело выпадал из рук.