— Во сне видят сны. А я снов не видел. Это была смерть, Халиль-Султан, и уверяю тебя, нет ни рая, ни ада, а есть одна лишь пустота, молчание, полное исчезновение. Поэтому никогда ничего не бойся. Как я. Я никогда ничего не боялся и, как видишь, поборол саму смерть. Отныне, Халиль-Султан, я бессмертен. Не бойся, тебе не придётся править моей империей. Ты навсегда останешься моим любимым внуком…
Он умолк, потому что диковатая мысль промелькнула в его мозгу: «Что я такое говорю?»
— Тебе стало хуже? — встревожился Халиль-Султан.
— Мне стало ещё лучше, — слегка улыбнулся Тамерлан. — Принеси мне, пожалуйста, глоток холодного айрана.
Выпив айрана, он почувствовал в голове больше ясности и поинтересовался, какой сегодня день.
— Пятница, — сказал пришедший осмотреть воскресшего Тамерлана мавлоно Фазлалла, до последнего сохранявший веру в то, что обладатель счастливой звезды воскреснет и на сей раз.
— День планеты Зухрат[186]
, — промолвил Тамерлан. — Самый лучший день для того, чтобы преодолеть смерть и вернуться в мир.Вслед за Кишрани один за другим явились прочие лекари, они принялись так и сяк осматривать своего подопечного и своим излишним радением довели его до того, что он рассердился и приказал гнать всех в шею. После этого он вздремнул часа три, проснулся ещё более бодрый, принялся двигать рукой и ногой, разгоняя по телу кровь, съел кусок варёной конины, выпил чашку бульона и полстакана разбавленной в воде и потому молочно-белой араки.
Затем он позвал к себе мирзу Искендера, но не стал продолжать диктовку своей «Тамерлан-намэ».
— Сядь, Искендер, — сказал он, — и послушай, что я тебе скажу. Потом ты найдёшь, куда вставить эти рассуждения Тамерлана. Вот я только что думал, кто я — полезный человек или паразит.
— Хазрет! Как вы можете думать об этом! — промолвил мирза, всё ещё не веря своим глазам, что перед ним вновь как ни в чём не бывало живой Тамерлан.
— Я могу. Никто другой не может, разумеется, давать мне подобных оценок, но сам я — сколько угодно. Так вот. Я размышлял так. Существуют люди полезные. Их мало на свете, но на них держится мир. Они создают ценности, укрепляют государства, изобретают нужные вещи, производят товары, пишут стихи и так далее. Есть и паразиты. Их, кстати, тоже мало, и, будь их чуть больше, мир бы рухнул. Они всасывают в себя эти ценности, разрушают государства, ломают и изнашивают нужные вещи, потребляют в неимоверном количестве товары, нарушают законы, убивают поэтов и тому подобное. Остальное человечество — ни то ни се. Сырьё для башен из круглого кирпича. К этим я, разумеется, не отношусь. Но к первым двум категориям отношусь в равной мере. И к той и к другой. Следовательно, я представляю собой редчайший тип человека. Я — полезный паразит. Здорово придумано?
— О да, хазрет! — восхитился Искендер.
— То есть ты признаешь меня паразитом, хоть и полезным?
— Я признаю, что вы относитесь к этой редчайшей породе людей, — смутился мирза.
— Хитрец ты мой, хитрец! А вот скажи мне тогда, как по-твоему, я злодей или человек благочестивый?
— Разумеется, вы — человек благочестивый.
— Снова не угадал! Я — благочестивый злодей. Что тоже, согласись, явление редчайшее.
— Не смею спорить, хазрет.
— Ступай прочь, ты надоел мне. И пусть позовут Ахмада Кермани. Он по крайней мере имеет весёлую наглость говорить мне правду в глаза. Ты тоже умеешь говорить правду, но не имеешь для этого достаточно наглости.
— Высокоталантливый поэт Ахмад Кермани уехал из Самарканда неделю назад, — сказал мирза Искендер. — Может быть, позвать к вам кого-нибудь из жён?
— Эти и сами приползут, — махнул левой рукой великий муж. — Впрочем, пусть придёт малышка Яугуя-ага. Может быть, она хотя бы сегодня не будет так плакать, ведь ясно же, что сейчас я менее чем когда-нибудь способен на что-то.
— Вынужден вас огорчить, хазрет, — потупил взор Искендер.
— Что такое? Она умерла? — всполошился Тамерлан.
— Хуже.
— Хуже?!
— Она сбежала со своим любовником.
— Это с кем же?
— С Мухаммедом Аль-Кааги.
— Молодец девка! Так и надо было. Ведь я же всё равно помирал. А Мухаммед — красавец и умница. Правда, немного подловат, но лишь самую малость. Нет, я очень доволен ею, хотя, конечно, было б лучше, если бы после моей смерти она досталась Халиль-Султану.
— Её и Мухаммеда ловят, — сообщил Искендер.
— Ловят?
— Хазрет не помнит, но он сам послал в погоню минбаши Джильберге.
— Не помню.
— У хазрета тогда только что отнялась речь.
— Может быть, Джильберге их ещё и не поймает, — вздохнул Тамерлан, а Искендер подумал: «На сей раз он воскрес как бы немного не в своём уме».
Вечером к воскресшему обладателю счастливой звезды и впрямь притекла биби-ханым Сарай-Мульк. Она долго описывала свои переживания по поводу тяжелейшей болезни мужа, а потом, естественно, попросила денег на дальнейшую реконструкцию своей громоздкой усыпальницы, которая вновь вся потрескалась, хотя никаких землетрясений за последний месяц не происходило. Тамерлан всё ещё оставался в благодушном настроении, угаданном премудрой биби-ханым, и распорядился дать требуемую сумму.