Тимур. Тамерлан

— Хорошо, — сказал им Тамерлан. — Если первого шаабана холода не прекратятся, разрешу вам и Улугбеку вернуться в Самарканд.

К этому времени некоторые стали подозревать, что измеритель вселенной потерял свою счастливую звезду и разуверился в успехе начатого похода. Абдулла Лисон как-то зашёл к нему, чтобы сообщить о своих новых вычислениях, по которым выходило, что если Тамерлан выступит из Отрара не позднее последнего дня месяца шаабана, то Китай будет завоёван им молниеносно. Астролог был крайне удивлён совершенно равнодушной миной, с какою Тамерлан выслушал это сообщение.

Поэт Шарафуддин Али Йезди ни с того ни с сего вдруг вновь попал в немилость к «куполу ислама». Однажды Тамерлан сказал ему:

— Скажи, ну зачем ты наполняешь свою «Зафар-намэ» всем этим непролазным словесным барахлом, а? Меня это так раздражает. Что ты как Гайасаддин Али! Сплошные выкрутасы да красивости.

— Простите, хазрет, — обиделся Шарафуддин, — но сравнить меня с Гайасаддином…

— А! — устало махнул рукой Тамерлан.

В последний день месяца раджаба, когда по плану войска чагатаев должны были бы уже миновать берега Иссык-Куля и вступить в Уйгурию, а вместо этого продолжали зимовать на правом берегу Сайхуна, Тамерлан вызвал к себе мирзу Искендера, который всё-таки чувствовал себя в негласной опале, и сказал ему:

— Покажи мне свои волшебные чернила, Искендер.

— Вот они, — сказал мирза, открывая свой ларец и вытаскивая склянку с чернилами.

— Я хочу, чтобы ты написал ими кое-что от моего имени.

— Слушаю и повинуюсь, хазрет.

— Пиши: «НАДПИСЬ НА МОЕЙ ГРОБНИЦЕ».

Искендер послушно стал записывать то, что диктовал ему Тамерлан. Надпись, которую измеритель вселенной придумал для крышки своего гроба, была длинной и запутанной, полной каких-то мистических угроз, смысл которых сводился всё к тому же — когда Тамерлан умрёт, надо бояться его мёртвого.

— Достаточно, — сказал наконец повелитель. — Думаю, этого достаточно. Ну-ка покажи, как исчезают буквы. Забавно. А теперь напиши что-нибудь на другом листке. Написал? Дай мне. Теперь дай свечу.

Подержав листок над огнём, Тамерлан удостоверился, что буквы воскресают.

— Превосходно. Так вот, когда я умру, а дни мои сочтены, ты соберёшь побольше свидетелей и подержишь над огнём моё завещание относительно надписи на крышке гроба. Это должно произвести неизгладимое впечатление. Скажи им, что такие чернила были только у меня. Нет, скажи, что это завещание написано моей слюной, которая имела, оказывается, такое волшебное свойство. Пусть боятся! О, как бы мне хотелось увидеть это — как люди боятся меня после моей смерти!

Он глубоко вздохнул и покачал головой:

— Ах, Китай, Китай!..

— Почему вы так вздыхаете о Китае, хазрет? — спросил Искендер.

— Потому что я никогда его не увижу в отличие от счастливчика Темучина, — горестно ответил Тамерлан.

— Разве мы не пойдём его завоёвывать?

— Нет, мой дорогой мирза Искендер, не пойдём. Ибо я умру здесь, в Отраре. Мне был сон, будто жёны мажут лица чёрной краской.

Подумав немного, он вдруг оживился:

— Послушай, Искендер, а если, когда я умру, меня подержать над свечой, над огромной такой свечой, вдруг я вновь оживу, как эти волшебные чернила?

— Всё возможно, хазрет, — улыбнулся Искендер.

В тот же день, когда происходил этот разговор и было написано надгробное завещание, в Отрар со своею тысячей прибыл минбаши Джильберге. Он был рад, что наконец добрался до города, где можно отдохнуть, и, встретившись с кичик-ханым Тукель, стал со смехом рассказывать ей, как отморозил себе нос испанский рыцарь дон Гомес де Саласар.

— Мне сейчас не до шуток, Джильберге, — пожаловалась кичик-ханым. — Здесь так холодно, в этом проклятом Отраре. Морозы не утихают. Тамерлан обещал отправить нас в Самарканд первого шаабана, если погода не переменится. Постарайся отправиться вместе с нами.

— Но как же поход?

— Подозреваю, что завоевание Китая на сей раз не состоится.

Но не состоялся и отъезд главных жён Тамерланова гарема из Отрара в тёплый Самарканд, потому что первого шаабана у обладателя счастливой звезды начались какие-то подозрительные судороги, сопровождающиеся продолжительной икотой, и лекарь Фазлалла Тебризи сказал, что Тамерлан вновь болен, и весьма опасно.

Глава 58 Ещё одна смерть Тамерлана