Тина

«Не наседай, убеждай спокойно. Считаешь, что чернила Кирилла-ученого или предпринимателя, священнее крови Кирилла-мученика? Вы с Тиной единодушно меня осуждаете?.. Друг называется! Думала, восхищусь, клюну на твою конфетку и взлечу? И наступит благоденствие? Мне броситься тебе в ноги? Ощущение власти нравится? Человек растет на главных ролях. А ты была и осталась авантюристкой с невозмутимым, непроницаемым лицом. Бедовая! Может, сойдемся на волне… бутылки? Рассчитывала заарканить меня своим рентгеновским взглядом, хотела, чтобы подчинился? Какая искренняя алчная кровожадность! Я вправе ожидать от себя большего? Устроила мне душевную пытку… Да ни за что на свете! Да ни в жизнь! Я не я буду, если соглашусь. Дудки! Мне каяться и просить прощения? Ха! Неслыханно. Я верен себе! – сказал и гордо поднял свой острый подбородок. – Подожду суда Божьего. Сечешь? Я скорее представляю Тину – и не побоюсь сказать это – со смиренной миной у церкви с пачкой бронебойных ветхозаветных бредней за пазухой, чем себя у чьих-то ног, – ехидно закончил Кирилл и с удовольствием ткнул в мою сторону свернутыми в кукиш пальцами. – И кто бы мог подумать, что именно ты предложишь мне такое? Где твоя мудрость? Осталось только остроумие? Сознайся, ты ведь не всерьез, просто закидывала удочку? Я до слез посмеюсь. Ломала комедию? Ты же знаешь, быть добрым человеком опасно. Тебе необходимо видеть страдания других?.. В моем возрасте пускаться в авантюру? Хитра! Вроде бы простушка, а сама ничего не упускаешь, из того что может тебе пригодиться. Что, твой проект далек от завершения? Оповещаешь всех, кто может помочь? Но ты же понимаешь, что я погоды тебе не сделаю? Зачем я тебе нужен?»

«В момент возбуждения Кирилл, как Инна, говорит короткими отрывистыми фразами или такова ее интерпретация их разговора?» – подумала Лена.

– Кир совершенно распоясался. Лысоватая голова его при этом побагровела, а выражение горечи на лице взорвалось злой улыбкой, на мгновение осветившей каждую его черточку. И этим он спровоцировал мою следующую вспышку раздражения:

«Шизоид! Паршивец, для тебя старалась! Ты до сих пор хочешь жить как в детстве: ни за что не отвечая, чтобы за тебя все решали другие? Ты окончательно подорвал моё мнение о тебе! – заорала я, подавляя в себе желание ударить. В запале я почти не осознавала, что этот крик принадлежал мне. – Насмешка способна превратить самые высокие чувства в пыль. Ты же пример того, как не надо поступать. Ты в этом смысле – наглядное пособие. В этом состоит «историческая миссия» твоей «функции жизни»? Твою любимую фразу повторяю. Как ты можешь называть себя моим другом, им не являясь! Эх ты, жизнь прожил, но так ничего в ней не понял. Даже в азах не разобрался. Ах да! Ты же принадлежишь к категории людей, которые, не учась, хотят занимать посты, не работая, получать блага. Только для этого надо было родиться в другой семье и в другом государстве. Может, ты к нам катапультировался из другой эпохи?»

«Начудила. Не можешь без амикошонства… Есть масса имен безумных, но гениальных людей. Художники Ван Гог, Врубель... Продолжить? – рассмеялся Кирилл. – Талант и гениальность не имеют единиц измерения. Они не осязаемы и с умом не связаны. Это дано и всё».

«В чем твоя гениальность? В какой области науки ты умудрился свои возможности довести до максимума? Фигляр! У Тины талант бескорыстной любви. Она по-хорошему не такая как все. А твой талант произрастает из шутовства или из глупости?» – спросила я презрительно.

«Может, еще в студенчестве, открыв в себе неспособность к осуществлению своих идей, Кирилл взял за обыкновение, шутки ради, всегда говорить противоположное тому, что думает на самом деле? Иначе оттуда эта его странная улыбка, всегда означающая готовность к надругательству над общепринятыми нормами, над добрыми и порядочными людьми? – Жанна попыталась оправдать немыслимое пренебрежение Кирилла по отношению к жене и вообще ко всему человечеству. – Но разве можно жестоко шутить на такую чувствительную тему? Я бы не рискнула».

Кирилл стал в позу и принялся возмущаться и все отрицать.

«Я сам искорежил себе душу? Свое отслеживай. Я не внял голосу разума? Я алкаш? – спросил он мягко и даже как-то горестно – Я не из породы переносной клади, в том смысле, что не напиваюсь в стельку и под заборами не валяюсь. Не воодушевляет меня горизонтальное положение. Я после отрезвления себя последней дрянью чувствую. Ну, разве что иногда, когда в охотку… На пенсию не разгуляешься. Я совсем чуть-чуть употребляю. Мне теперь много не требуется, чтобы унестись мечтой подальше от... этого подлого мира. Не под силу он мне, как тяжкий крест. Вот и позволяю себе… Надо же чем-то заглушать тоску и властный голос своего недовольства…