Победителем в данном случае была кладовка, разросшаяся до размеров вселенной. Теперь полтора часа перед сном, традиционно принадлежавшие «чтению вслух», Васька проводила именно там. Полтора часа – не больше и не меньше – каким образом Васька точно определяет время, Мика не знала. Как не знала, что происходит за дверью кладовки. Сидя на полу в коридоре и прикрыв глаза, Мика представляла кромешную, утробную темень и свою маленькую сестру в самой сердцевине этой тьмы. Возможно, тьма успокаивала Ваську, возможно – уравнивала ее шансы и шансы тех, кто умеет читать: еще бы, в таких условиях ни одной строчки не прочтешь, если ты не кошка, конечно. Или не совенок.
Понять кошку человеку не дано.
И, возможно… воз-мож-но… тьмы за дверью нет. А есть Васькин мир – ослепительный и сверкающий. Там плавают рыбы самых немыслимых расцветок и Васька ловит их в сеть своих жестких непослушных волос. Там летают воздушные шары самых немыслимых конфигураций, и Васька гладит их круглые монгольские лица; там снуют под ногами хорьки, и если хорошенько покопаться, то можно обнаружить ржавую раму от велосипеда. Того самого, на котором романтические недотепы – их мама и отец – совершили свой побег на небеса.
Больше всего Мика боялась, что наступит день, и Васька не выйдет из кладовки, растворившись в своем мире – сверкающем и ослепительном. Или, что хуже, – выйдет, но совершенно преображенная. Кошка, совенок – какой вариант предпочтительнее?
И тот, и другой.
Оба варианта предполагали молчание, неспособность к диалогу, и – следовательно – никогда больше она не услышит от Васьки:
И других колкостей и несправедливостей тоже. Пожалуй что да: кошка устроила бы всех, даже имя Ваське менять не придется, оно и так вполне кошачье.
– …Если ты не перестанешь дурить, я сдам тебя в интернат для умственно отсталых детей! – на такие пассажи Мика отваживалась редко, а, когда отваживалась, получала стандартный ответ:
– Не сдашь.
– Это почему же?
– Потому что ты любишь меня.
– А ты? Ты любишь меня?
– А я – нет, – Васька упорно не хотела становиться кошкой. И не хотела становиться послушной младшей сестрой. И не хотела становиться маленькой железной леди, борющейся со своим недугом, – а ведь мог бы получиться отличный пример для других, не таких маленьких и не таких железных жертв лейкемии, опухоли мозга, псориаза и заикания… Васька не хотела почти ничего из того, что обычно хочет семилетний ребенок, жевательные резинки не в счет. Она и в школу-то не рвалась, и тогда еще находившийся в полном здравии дядя Пека посоветовал Мике не форсировать события, слегка повременить с Васькиной учебой. «Слегка» затянулось на год, ознаменованный мученической смертью Солнцеликого то ли в Испании, то ли на Кипре. Лишенная главного советчика, Мика сама приняла волевое решение. И выложила тысячу долларов директрисе соседней с домом гимназии, чтобы Ваську зачислили сразу во второй класс.
– Вашей девочке скоро восемь, – для виду посопротивлялась директриса. – Она училась где-нибудь?
– Она училась… Дома. У нас были сложные семейные обстоятельства. Мы потеряли родителей, и это не самым лучшим образом отразилось на ней… Вы должны понять…
Васька исправно посещала занятия ровно три дня, а потом заявила Мике, что больше не намерена терять время понапрасну и полдня находиться в обществе дураков.
– Почему же дураков, Васька?
– Они маленькие. Они глупые. Постоянно что-то пишут в тетрадях… А самый глупый знаешь кто?
– Кто?
– Учительница. Она похожа на тебя.
– О, Господи, – не сдержалась Мика. – Если бы мама была жива…
– Мама умерла, – напомнила ей Васька. – Но лучше бы ты умерла вместо нее.
– Да, да, да. Конечно. Лучше бы я…
Мика так устала бороться с Васькой, во всем уступать ей и жить с ней под одной крышей, что лучше бы и вправду умереть. Или заняться, наконец, собой и перестать обращать на Ваську внимание. Нет, она вовсе не отказывается от готовки обеда и стирки трусов, она согласна исполнять роль банкомата, выдающего Ваське деньги на мороженое, кассеты с японскими мультиками и бенгальские огни. Она даже готова водить Ваську в цирк по воскресеньям: все главные события происходят в цирке, клоуны вершат мировую политику, эквилибристы жонглируют голубыми фишками на товарно-сырьевых биржах, дрессированные медведи обрушивают цены на нефть, глотатели огня…
Как ты относишься к глотателям огня, Васька?
Большего ты от меня не дождешься, Васька.
– …Лучше бы я умерла, – сказала Мика.
– Ага, – откликнулась Васька.
– Ты можешь делать, что хочешь.
– Что хочу?
– Ты можешь не ходить в школу.
– Никогда?
– Никогда.
– И ты не будешь заставлять меня?
– Я же сказала: ты можешь делать, что хочешь.