Тинтин и тайна литературы

Причислять комиксы к литературе – ошибка, особенно в приложении к новаторским вещам Эрже, в которых, как указывает в книге «Встречи с Эрже» Нума Садуль[10], комикс как медиа «захватывает оригинальную, автономную территорию между изобразительным искусством и литературой». Комикс Эрже наполнен глубоким смыслом, изобилует ассоциативными связями, наводит на серьезные мысли – но все равно не поднимается до высот, где его могли бы засечь радары литературы в строгом смысле слова. И это выводит нас на второй парадокс: как нам уже известно, только на малых высотах, в «слепых пятнах» и «зонах радиомолчания» и бурлит настоящая жизнь. Назовем эти районы «территорией нулевой степени» – это, так сказать, своего рода антимир, изобилующий событиями, но приберегаемый про запас. Если у «литературы» в строгом смысле слова и есть какая-то великая истина, пока не выраженная или вообще невыразимая тайна, не сводимая к тайнам ремесла, именно в таких пространствах ее и следует искать. По-французски Tintin буквально значит «ничего». Его лицо – круглую букву «О» с двумя точечками вместо глаз – сам Эрже назвал «нулевой степенью типографики – типографской точкой исчезновения». Вдобавок Тинтин – «персонаж в нулевой степени». У него нет ни прошлого, ни сексуальной ориентации, ни психологической глубины. Как и Орфей у Кокто (проводящий большую часть фильма в зазеркальном отрицательном пространстве – загробном мире), Тинтин – писатель, который ничего не пишет. Сам Тинтин охотно разъяснит вам: если на территории нулевой степени и проводятся тайные операции, то разоблачить их можно, лишь накладывая тексты слоями, прочитывая их вбок и вглубь. Именно этим мы и займемся в нашей книге. Возьмем на вооружение интуитивную догадку Тинтина: одни, целостные, тексты (например, шифровки в карманах летчиков) можно просто-напросто расшифровать, найти в них указания на информацию, сокрытую в материальном мире, но есть и другие тексты. Тексты, генерирующие слои смыслов, которые в них не закладывались намеренно, но которые возникают, если объединить их каким-то общим, пусть и сомнительным, звеном, с иной сценой, с иным контекстом, абсолютно самостоятельным по своему происхождению (разве Пуччини намеревался сообщить Тинтину, где спрятан изумруд Кастафиоре? Естественно, нет). Учтите также: даже когда мы сумеем собрать воедино все тексты, сцены и контексты и поднесем их к светильнику аналитического разума, их подлинное содержание, возможно, все равно останется незримым, скроется от взгляда в самом освещенном месте.

2. «Бордюрия по вам соскучилась»: фашизм и дружба

i

Если говорить о политической принадлежности, то Тинтин зародился на правом, мягко говоря, фланге. Газета Le Petit Vingtième была непреклонно-католическим изданием во времена, когда, как разъяснил сам Эрже Нуме Садулю, «католический» означало «антибольшевистский». А мы добавим: еще и «антисемитский». Редактор газеты, аббат Норбер Валлез, держал на письменном столе портрет Муссолини с автографом. Многие журналисты, сотрудничавшие с газетой, были связаны с бельгийской Рексистской партией, в той или иной степени фашистской. Эта политическая ориентация не только просачивалась в комиксы о Тинтине, но и породила их замысел. Первая командировка Тинтина затеяна прежде всего для пропаганды, «разоблачающей» злодейства коммунистического режима. В истории второй командировки – в Конго (по-французски она вышла в книжном формате еще в 1931-м, но по-английски не издана до сих пор, хотя, к немалой досаде европейских либералов, в Африке она и сегодня очень популярна) – африканцы изображаются добросердечными, но отсталыми лентяями, неспособными обойтись без чуткого руководства европейцев. В «Сигарах фараона» и «Голубом лотосе» (вышли в середине 1930-х) злодеи – типичные враги правых политиков, этакие главари грандиозного мирового заговора, который мерещится правым: масоны, финансисты и главный кукловод – явный семит Растапопулос (греческая фамилия – лишь легкий камуфляж). Правые политические тенденции в творчестве Эрже достигли апогея на пике нацистской эпохи, когда, работая над первоначальной, газетной версией «Загадочной звезды», он придумывает злодея-еврея (нью-йоркский банкир Блуменштейн), а также сочиняет сцену, где лавочник Исаак, узнав о скором конце света, злорадно потирает руки. Чему он радуется? Исаак объясняет своему другу Соломону: «Я задолжал 50000 франков поставщикам, а теперь-таки можно не платить!»