Тёмная материя

— О чем договоримся, тварь? — Савинков навалился на незнакомца телом, прижимая к стенке. — Она с тобой трахается? Решили от меня избавиться?

— Дурак. А мог бы еще жить. — Незнакомец оттолкнул от себя Илью, и двери лифта открылись, представив в проеме, вместо привычного офисного холла, каменистый берег с бескрайним океанским простором. Незнакомец отправил в Савинкова серию ударов по лицу и телу, завалив на пол, а затем выволок, ухватив за руку, из кабинки, протащив по камням к обрыву скалы. Прохладный морской ветерок сквозил с океана, бесцеремонно прячась за пазуху и ныряя за ворот. Сотни встревоженных появлением людей чаек взметнулись ввысь, перекрикивая друг друга, сообщая весть об и без того очевидной опасности.

— Это остров, в Охотском море, редко посещаем. Я думал уговорить тебя, но ты сам виноват. Когда твой обклеванный чайками труп найдут, будут долго ломать голову, кто ты и как сюда попал. Я же в это время буду трахать твою жену, доставляя ей удовольствие, которое ты никогда бы не смог доставить.

Угрюмов подтолкнул Савичева к краю обрыва, ударом ноги скинув вниз. Илья скатился по обрыву, царапая руки и лицо, отбивая о камни кости и внутренности. Достигнув низа, мужчина, корячась, встал на четвереньки, пытаясь подняться на ноги.

— Посиди тут с чайками, подумай. Нужна тебе мертвому Маша или дороже жизнь, но с другой женой? Я вернусь, как почувствую, что ты принял правильное решение.

Накинув на плечи рубашку из отменного белого шелка, сравнимого со снегом неприступных гор, Угрюмов открыл Маше, запуская в квартиру. Ее лицо выражало усталость, а глаза, наполненные вызовом, фальшиво играли ненависть.

— Где он? — спросила она, якобы сдерживая гнев.

— Ты хотя бы «здравствуй» скажи. — Сергей прошелся по комнате, на ходу застегивая рубашку.

— Я спрашиваю, где он? Что ты с ним сделал? Ведь это твоих рук дело?

— Не понимаю, о чем ты. Хотя дай догадаюсь? Тебя муж бросил. Вот подлец. Хорошо хоть детей не наделали. Или наделали?

— Признайся, это ты?

— А почему сразу я? Может, твой батя, кстати, мутный тип. Он ведь его не любил?

— Мой отец не мог этого сделать.

— Шутишь? Ты спроси, пусть расскажет про кореша по прозвищу Камаз, про Араба, про Ветрова, про бригаду Кондратова. Все они умерли не своей смертью. Кто же их мог заказать?

— Мой отец бизнесмен и уважаемый человек в городе. Как ты можешь про него говорить без доказательств?

— Был уважаемый, пока я клуб не отжал. А доказательства есть, я знаю, что говорю.

— Ты ловко перевел разговор. Так ты не знаешь, где Илья?

— Поверь, не знаю. Хотя очень рад, что он пропал. Я люблю тебя, и мне противно понимать, что этот таракан перед сном ползает по тебе.

— Ты ненавидишь его.

— А чего мне его обожать? Он сам, не понимая зачем, влез между нами, испортив наш союз. Может, он у тебя ходок? Спит с какой-нибудь шлюхой, а ты носишься, волнуясь. Ты его вообще знаешь? Что за человек? Вы знакомы с ним всего-то полгода. Чем ты думала, когда замуж выходила? Может, он бросил тебя?

— Он любит меня.

— Не так, как я люблю. Впрочем, главное, кого ты любишь? Мне кажется, все же меня.

— Этот разговор ни о чем.

— И то верно. Поехали обедать?

— Нет. Мне нужно найти его.

Маша направилась к выходу, дернув входную дверь, но она не открылась.

— Пожалуйста, открой, — попросила она, и вызов в глазах сменился растерянностью. Сергей направился как бы к двери, между делом обняв и поцеловав девушку. Маша приняла поцелуй, а после спросила: — Зачем?

— Хочу.

— Я замужем, ты же помнишь. Выпусти, мне надо искать Илью.

— Немножко поздно.

— Что?

— Никуда ты сейчас не пойдешь. Дофамин от губ побежал прямо в мозг. Раз, два, три, и нейромедиатор заработал. Ты чувствуешь прилив крови к голове? Вот легкое головокружение и учащение сердечного ритма. Появились напряжение в теле и теплота внизу живота, заставляющая дышать чаще и глубже. Дзынь, и пробудилось желание. Вот оно растет. Ты уже не хочешь уходить, ты медлишь, и разум борется с желанием, и желание через секунды победит. Дзынь, и ты невольно облизала губы, словно хочешь влаги, но желаешь ты другого. Дальше я возьму тебя на руки и отнесу на диван. Ты будешь послушна и позволишь себя раздеть. Мы проведем в постели следующие два-три часа, а потом, если захочешь, поедим в ресторане.

Угрюмов накинул на плечи рубашку из отменного белого шелка, сравнимого со снегом неприступных гор, правда, чуть мятую спереди.