Тёмная ночь

О ночь благая эта,

что с Милым обручила

Невесту в Жениха преобразила!

5. Пятая строфа описывает середину ночи. В этой строфе происходит кульминация действия, и являет себя другая любовь — любовь к Богу неопределенному и неопределяемому. Троекратное восклицание: «О ночь!» — аллюзия на Эксультет (Exsultet), Пасхальный гимн, звучащий в Святую Субботу. Возлюбленный Сын Божий родился и воскрес в Темной Ночи, в полночь.

Это ночь,

в которую некогда отцов наших, сынов Израиля,

Ты вывел из Египта

И перевел через Красное море сухими стопами. ( )

Это ночь,

когда, разрушив узы смерти,

Христос от ада взошел победителем. ( )

О воистину блаженная ночь —

та единственная, что удостоилась знать время и гас,

когда Христос воскрес от ада.

Это ночь, о которой написано:

и ночь будет светла как день;

и ночь — свет мой в радость мне. ( )

О воистину блаженная ночь,

в которой соединяется земное с небесным,

человеческое с Божественным!

(Перевод П. Сахарова.)

Рассказ начался и продолжался как история человеческой любви, но слово преображение выводит его за человеческие пределы. Личность героини не уничтожается в этом преображении — наоборот.

Как уже было сказано выше, в поэме использованы библейские мотивы и литургические элементы. Героиня — и жена, облеченная в солнце, и Магдалина, ищущая Воскресшего — в пятой строфе явственно звучит пасхальное «Аллилуйя!» — и, конечно же, Суламифь.

6. И в сердце, что незримо

лишь для него цветенье сберегало,

лежал он недвижимо,

и я его ласкала.

Нам кедра ветвь прохладу даровала.

6. 6-8 строфа — приближение рассвета. Медленный ритм. Кедр — явная отсылка к Песни Песней. «Кровли домов наших — кедры» (Песн 1:16) «Мандрагоры уже пустили благовоние, и у дверей наших всякие превосходные плоды, новые и старые: это сберегла я для тебя, мой возлюбленный» (Песн 7:14). Следует отметить место действия — оно совершается в сердце, т.е. на внутреннем пространстве души. Это также выводит поэму за пределы любовной лирики. Цветенье является метафорой девственности.

7. Там, под зубчатой сенью,

его волос касалась я несмело,

а ветра дуновенье

крылом меня задело

и чувствам всем умолкнуть повелело.

7. Зубчатая сень означает здесь внутреннее пространство души. Та же самая метафора разворачивается в трактате святой Терезы А́вильской «Внутренний за́мок». Можно предположить, что героиня живет в доме, а ее Возлюбленный — в замке. Чувствам всем умолкнуть повелело? Героиня засыпает? Неясно; по крайней мере, с ее сознанием происходит что-то еще, помимо того, что уже произошло.

Дуновенье ветра, которое задело героиню крылом — дуновение Святого Духа. «Мягок и кроток приход его, благоуханно и сладко присутствие его, легчайше иго его» (святой Кирилл Иерусалимский). Таким образом, в поэме представлены все три лица Святой Троицы.

8. В тиши, в самозабвенье

я над своим Возлюбленным склонилась,

и все ушло. Мученье,

которым я томилась,

средь лилий белоснежных растворилось.

8. Визуальной иллюстрацией к этой строфе могла бы служить Пьета. Белоснежные лилии — единственное белое пятно, ослепительное на темном фоне поэмы. Они говорят о рассвете и напоминают о Том, Кто велел любоваться лилиями (Мф 6:28). В Песне Песней лилии упоминаются 8 раз. Жених говорит о себе: «я нарцисс Саронский, лилия долин!» (2:1); «Что лилия между тернами, ту возлюбленная моя между девицами» (2:2). Невеста: «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему; он пасет между лилиями» (2:16). Вспомним также слова пророка Осии: «Я буду росою для Израиля; он расцветет, как лилия» (Ос 14:6). Лилии — символ чистоты; символ Девы Марии и Благовещения. Образы зубчатой стены, кедра, лилии отсылают нас к христианскому Востоку.

В «Восхождении на гору Кармель» состояние, описанное в этой строфе, прокомментировано следующим образом: