Тёмная поэзия

Ласкают дракона вновь дочери Ран,
Их коршун пророчит нам гибель от ран
В волнах почерневшего моря.
Хохочут секиры, пылают мечи,
Укутаны шёпотом камни пращи,
Лик солнца сокрылся от горя.
Печальный Журавль нас манит вперёд,
На паруса крыльях из пены встаёт
Его золочёная шея.
Кровавый туман застилает глаза,
Из ока богини стекает слеза
И бьётся о серые камни.

Под серыми шкурами – тлен и зола,

А в душах в котлах закипает смола
И капли холодного яда.
«Ушедших окутает тина и ил», —
Пёс мрачно, косматый, на скалах завыл,
Сорвавшийся с привязи Ада.
У берега нас караулят «друзья»
Тюр Асгарда ждёт, кубок с брагою взяв,
Нас встретить с крылатою свитой.
Сквозь облака, в вечность, сжимая клинки,
Готовы уйти мы, рубить на куски:
Вальгаллы врата вновь открыты.

И кости, их руны, пророчат нам пир.

Век краток людской – завершается мир,
И не явился Спаситель.
Наш конунг, что идол, застыл на носу,
Вдыхая из дымки бессмертья росу:
Скальд, пахарь морей и воитель.
Вознялись штандарты, пылают стяги,
Сквозь прорези шлемов взирают враги,
Беснуется северный ветер.
Сплелись шеи змеев, вскипела вода;
Старуха утащит нас в Хель навсегда
В расшитые норнами сети.

Ведь силы неравные, волков не счесть,

Готовых плоть севера свежую есть,
Без соли и ржаного хлеба.
Редеют ряды, чёрных воронов рать
Спешит с горных гнёзд наши трупы клевать
Их крыльями устлано небо.
От возгласов стали вдруг стало темно,
Кровь братская льётся за борт, как вино,
И веются души от тела.
Всем падшим – почётное место скамьи,
А выжившим вису споют соловьи —
Удача сопутствует смелым.

Наш хёвдинг пустился к Эгиру на пир,

А нам – созерцать в клочья порванный мир
В чешуйках пожара-заката.
По гулкой дороге, меж терний и звёзд,
Ступай на мерцающий радужный мост
К сиянию вечного града.
И ведь тот не мёртв, кто убит – не забыт
Он в сагах живёт, и доколе хранит
Его человечее эхо…
В холодных туманах, на юной заре
Всплывают драконы играть в серебре
Хрипя, извиваясь у брега…

Евгений Егофаров ПЕРВЫЙ СНЕГ

Затруднительно говорить о себе в третьем лице, когда не знаешь своего первого и всё время скрываешься за вторым.

Одни указывают на Евгения Егофарова пальцем и говорят, что он сновидец и птицегадатель, другие же бросают в него всякий сор и камни, будто в нищего или сумасшедшего.

Егофаров благодарно собирает и то, и другое. Солому, ветки и прах он несёт в мёртвые деревни, из камней складывает алтари в святилищах ночи. Там старцы, хрупкие, как птичьи косточки, воскуривают витиеватый дым, вместе с которым и мысль Егофарова поднимается к свету, быть может, уже давно погасших звёзд.

А. Малыгиной