Ещё одним вывертом местного варианта действительности является отсутствие детей. От слова совсем. Дети, то есть, я так понял, лет до 14, сюда не попадают вообще, но и тех, что с 14 до 16 очень мало. И тут они не рождаются. Такая вот засада. Но, видимо чтобы мы тут не вымерли, ответственный за этот бардак даровал всем жизнь вечную. Точнее, не совсем вечную, но коэффициент 1:10. И то очень условный. В какой-то момент, особенно когда речь зашла об этой "вечной" жизни я снова перестал верить майору Виноградову, но сведений о новом мире поступало всё больше и больше, и поверить в то, что человек всё это выдумал, было ещё сложнее.
За чаем, которым меня соизволил угостить гэбист, мы снова перескочили на жизнь Там. Чай, кстати, был откровенно дрянной - чёрный, отдающий веником и плесенью.
- Что? - усмехнулся тот, видя мою скривившуюся физиономию. - Не Скиттон?
- А? - не понял я.
- Ну, у нас был такой чай, самый популярный, наверное, Скиттон.
- А, у нас Липтон! - догадался я.
- Во-во, слышал я такое слово, - обрадовался Виноградов.
И, видимо на радостях, достал из ящика стола кулёк из грубой обёрточной бумаги, в котором оказались чуть зачерствевшие пряники. Показавшиеся мне чертовски вкусными. И даже чай с ними не такой отстойный.
- А я вот привык, - сообщил майор, шумно прихлёбывая кирпичного цвета напиток из стакана в подстаканнике, - хотя поначалу тоже морду воротил. И ты привыкнешь.
- "Пепси Колы" тут нету, - радостно добавил он, - и виски нету, и джина, да много чего нету. Коньяк, из старых ещё запасов, встречается, но это дефицит уже. Ты вот не куришь, это хорошо, а то с сигаретами тут тоже засада. В Коминтерновске фабрику наладили, папиросы гоним, сырьё - половина старые, половина уже местный самосад.
Это я уже понял - у нас (вот я уже и разделил действительность на "нашу", то есть мою, и "местную") так даже "Прима" не воняла.
- Так это, Пал Максимыч, я вот не понял, - решил уточнить я очередной момент, - на счёт детей? Они не рождаются почему? Женщины не могут зачать или..?
- О-о! - воскликнул НКВДшник. - Наш человек!
- Не переживай! С этим, - он опустил глаза на свой гульфик, - всё нормально. Даже, я бы, сказал, чересчур бывает. И у женщин тоже... Но! У них, у баб, в смысле, это же циклично, - тут он изобразил руками некий овал, - и при коэффициенте один к десяти процесс созревания яйцеклетки несколько затягивается. Так что период, когда она не может забеременеть, он очень длинный.
- А..?
Я прикинул, что и месячные, и так называемый предменструальный синдром тут тоже в десять (!) раз длиннее.
- Да, - верно разгадал мои мысли майор, - поэтому и проблем много. Не каждая баба выдерживает. Да и мужики тоже. А теперь прикинь беременность в девяносто месяцев. С токсикозом, отсутствием нормальной медицины и прочим. - Прикинул? - глаза у гэбиста зажглись каким-то злым огнём. - А теперь представь, что ребёнок растёт в десять раз медленнее!
Это уже был какой-то сюр. И, похоже, за этим крылась ещё какая-то личная трагедия майора Виноградова.
- Мы стараемся, - взял он себя в руки и заговорил нормальным тоном, - стараемся, понимаешь. Ищем, чем людей занять, отвлечь, культуру развиваем, досуг. Церкви строим. Кривая самоубийств медленно, но пошла вниз. Даже психологов в штат ввели, на государственных предприятиях, конечно. Ну и частники, если не наплевать на людей, тоже стараются. И всё же... Да сам увидишь, - махнул он рукой.
В конечном итоге я определил майора Виноградова, хоть и с осторожностью, в категорию "нормальных" людей. Хотя особого повода доверять "органам", любым, у меня нет, равно как и пиетета перед ними, слишком прогнили эти конторы и, под прикрытием лозунгов о нашей безопасности, творят самый натуральный беспредел. Не, не люблю мусоров. Всех видов. Но в этом что-то человеческое ещё осталось, хотя я не раз ловил его на откровенном прощупывании меня, видимо это уже профессиональная деформация личности.
Утром я даже позавтракал - перловая каша с говядиной, причём вроде даже не тушёнка. Мясо было жилистым и с обилием плёнок, но есть можно. Серый, хотя и свежевыпеченный хлеб, чай. Чай ещё хуже, чем в кабинете гэбиста, чуть тёплый и чуть сладкий, но с каким-то мерзким, "металлическим" привкусом.
- Сахарин, - сообщил мне давешний пухлый ефрейтор, с которым мы оказались за одним столом, и который наворачивал "шрапнель" с видимым аппетитом, - солдатская норма, что ты хотел!
Видимо, все мои эмоции у меня на лице были написаны. Н-да, сливочного масла, я уж не говорю про сыр, солдатам тут тоже не полагалось. Однако организм даже такую пищу принял без протестов, голод он, как известно, не тётка.