Тёмная сторона Москвы

Справедливости ради стоит признать, что свое ужасное приключение в метро я пережил, еще ничего не зная о темной и тайной сущности этого, ха-ха, вида транспорта! По одной лишь случайности.

Я тогда жил в институтском общежитии, где скотина-комендант запирал двери ровно в одиннадцать вечера, и никакие просьбы и слезы не могли смягчить этого борца за дисциплину – у него хватало подлости, чтобы даже в мороз оставить за дверью несчастного студента. В гостях у друзей, людей высокодуховных, интересующихся моим творчеством, я, читая стихи, увлекся и, разумеется, не уследил за часами. Когда кто-то спохватился и, побеспокоившись обо мне, спросил, не опоздаю ли я, времени было уже четверть одиннадцатого.

Испугавшись не поспеть, я даже не допил стакан вина, который держал полным в руке, – схватил пальто и побежал к ближайшей станции метро – к «Новокузнецкой».

Народу на платформе было немного – видимо, предыдущий поезд только что отошел.

«Неудача, – подумалось мне, – придется ждать». На этой ветке между поездами в позднее время промежутки бывают большие, больше, чем везде. Смотрю на часы, нервничаю… И вдруг вдали характерный гул, и ветром ледяным из тоннеля пахнуло – никак, поезд?

И точно – огни по перрону побежали.

Я обрадовался: теперь наверняка не опоздаю в общагу! Встал поближе к платформе, чтобы вскочить в вагон самым первым – может, и место успею занять. Ехать все-таки не так чтобы близко, стоять неохота…

И тут диспетчер что-то пробурчал-прошипел в микрофон. А поезд как раз встал, и двери открылись.

Смотрю: в вагоне-то передо мной темно. Но пока до другого добежишь, там уж все места расхватают. Ну и вскочил, особо не раздумывая, в этот темный. «Ничего, – думаю, – даже и лучше будет… Спальный вагон!»

Плюхнулся на ближайшее свободное место, двери за мной сомкнулись, и пошел поезд от станции. Скорость набрал, загудел, понесся…

Я глаза закрыл и улетел сразу, как на карусели, – сморило. Может, от усталости, может, от вина.

Паршивое было винцо, если честно…

Вырубился. Не знаю даже, сколько минут прошло, сколько станций проехал…

Очнулся внезапно, будто меня в бок кто-то толкнул. Слышу: поезд по тоннелю идет – раскачивается и скрежещет… ну просто душераздирающе! Будто он не в тоннеле едет, где уже тысячи тысяч раз поезда ходили, а прямо сквозь горную породу продирается, руду ломит, железом о железо колотит… Аж вагон подкидывает.

Я открыл глаза – пытаюсь сообразить: где да что.

Смотрю: вокруг какие-то тени столпились.

Чудно что-то: напротив меня и рядом все места свободны, а эти… не сидят, а стоят!

Топчутся рядом и вроде как переговариваются вполголоса.

Что-то в их поведении насторожило меня… Чувствовалось в них что-то… непривычное. Неестественное.

А в вагоне по-прежнему темно и не видно ничего толком. Но показалось мне, что эти черные тени понемногу, по чуть-чуть, все ближе и ближе ко мне подбираются. И все – шу-шу-шу… Лопочут чего-то вполголоса, между собой – мне не слыхать!

Страшно, а что делать?

Орать на них: «Кыш, проклятые»? Или воздух вокруг себя крестить: «Изыди, сатана!»

Подумают еще: вот псих попался!

Мало ли чего показаться могло человеку спросонья…

А страх и тревога не уходят.

Сижу и думаю: хоть бы лица-то разглядеть! Успокоить душу: уж, по крайней мере, люди ж это, а не кто другой?!

А сердчишко ёкает. Взмолился я про себя…

И тут влетел поезд в освещенный тоннель – из кромешной тьмы на свет вырвался.

Мама родная!

Что я увидел…

Из той пары десятков… людей… что меня в этом вагоне окружали, ни одного нормального не было: все уроды! Да какие!

Подобные рожи даже в фильмах ужасов не увидишь – а тут-то все по-настоящему, да близко, рядом, в одном всего лишь шаге!..

Запомнился мне один дядька, жиром весь раздутый, словно пузырь, и красномордый – ни дать ни взять гигантский прыщ. Глазки белесые, как гнойники, того и гляди лопнут. Или еще один – высоченный, как оглобля, руки лопатами, а в широком лбу, над правым глазом… квадратная вдавлина – сантиметра на четыре в глубину. Отпечаток с гранями, будто от ножки стула. Но разве может ножка стула в человеческий череп врасти?!

Был среди них и горбун-карлик, и кривой на один глаз парень. Женщина без руки. Лысая девочка с зобом чуть не по грудь.

Какой-то раздавленный в окровавленном костюме и явный вампир – ну точно как в ужастиках: желтая кожа без пор, туго натянутый на черепушку пергамент… Остроухий кровожадный оборотень с длинными кривыми ногтями.

Когда свет тоннельных ламп запрыгал по их кошмарным физиономиям, я вскочил и заорал в голос, себя не помня.

И что дальше делал – даже не знаю.

Помню только: этот, с квадратной вдавлиной во лбу, руку-лопату к моему горлу протянул, а горбун прокаркал вдруг:

«Да он живой!» – и как захохочет!

Наверно, я стоп-кран рванул или что.

Потому как сразу вслед за этим поезд встал, двери открылись, и я на платформу вывалился – спиной вперед. Весь в холодном поту, упал и лежу. А поезд двери с грохотом захлопнул – и, ревя, умчался в тоннель.